— Я всегда считал тебя своим наследником, — сказал ему отец, — но я предпочел подождать и не объявлять об этом до тех пор, пока ты, действительно, докажешь, что созрел для того, чтобы продолжить то, что начал я — ведь ты столько раз давал ложные клятвы.
Доменико помнил, с каким восторгом он бежал к Анджеле. Она уже не держала его на длинной привязи, и, как призналась уже позже, инстинктивно почувствовала, что их тропам суждено пересечься. Этим же вечером, когда праздник подходил к своей кульминации, они незаметно ускользнули в одну из спален, и там она отдалась ему, а через месяц они отпраздновали свадьбу. В качестве свадебного подарка он преподнес ей драгоценности, а она ему — позолоченную маску. Чтобы изготовить ее, Доменико потребовалось довольно долго просидеть в мастерской одного известного скульптора, чтобы тот приготовил форму для отливки.
— Если ты живешь в Венеции, то маска нужна почти всегда, — сказала она ему, — но я не хочу, чтобы дорогие мне черты скрылись под маской.
Иногда Анджела требовала, чтобы он занимался с ней любовью, надев маску — это приводило ее в бурный восторг, оседлав его, она кричала, что он — ее боевой конь. Случалось и так, что в порыве страсти она вдруг снимала маску с его лица и отбрасывала, а однажды ударила ею об стену, отчего на маске появилась трещина. Увидев содеянное, она разрыдалась, схватила маску и, прижав к груди и съежившись, просидела до тех пор, пока он не приласкал ее снова, и дело не закончилось бурной вспышкой любви.
Вернувшись к письменному столу, он обнаружил те письма и бумаги, которые положил ему на стол личный секретарь за время его недолгого отсутствия. В сообщениях от шпиона, информации, собранной у гондольеров, и других свидетельствах говорилось о том, что происшествие на канале Гранде — дело рук не кого-нибудь, а этих Барнаботти — приблудков Челано. Он почувствовал, как в нем вскипела ненависть. Конечно, ему бы ничего не стоило отправить всех их на тот свет, но кодекс чести, который неукоснительно соблюдался и им самим, и представителями рода Челано, не позволял ему снизойти до тех, кто находился на самом краю знати, до этих Барнаботти. В конфликтах, которые имели место, главенствовал принцип адекватности ответных действий, короче, око за око, зуб за зуб — на дуэль отвечали дуэлью, на нападение из засады таким же нападением, открытой битве соответствовала открытая битва. Барнаботти были вне этих рамок, чтобы заниматься ими, требовалось привлечь аналогичные социальные круги, иначе говоря, весьма отдаленных родственников семейства Торризи.
Было и еще одно сообщение, касающееся Мариэтты, потому что именно Анджеле принадлежала идея выяснить, каким образом и почему девушка решилась на нарушение правил Оспедале. Доменико не знал истинные мотивы, руководившие Анджелой, и не понимал их, потому что его жену по природе своей вряд ли можно было назвать любопытной. Но на протяжении последних недель ее интерес ко всему, что касалось Оспедале делла Пиета, возрос, это выразилось, прежде всего, в увеличении сумм пожертвований И посещении почти всех приемов, на которые приглашались музыканты и певицы из Оспедале. Можно было подумать, что она пожелала узнать об этой Мариэтте как можно больше для самой себя. Доменико лишь предполагал, что, весьма вероятно, романтическая любовь молодого француза и девушки из Оспедале являла для Анджелы нечто вроде захватывающего романа, действие которого разворачивалось не на страницах книги, а в жизни. Он, не читая, переложил бумагу в кожаную папку. Пусть Анджела сама прочтет, как только ей действительно станет лучше.
Закончив подписывать несколько писем, составленных для него, он вдруг замер, поднял голову, его внимание привлек звук захлопывающейся двери и быстрые легкие шаги. Письма упали на пол, когда он, почувствовав неладное, кинулся к дверям. Распахнув их, слышал, отказываясь понять, что ему кричал слуга. Доменико с отчаянно бьющимся сердцем бросился вниз по ступеням.
Ворвавшись в спальню жены, Доменико увидел, как Анджела судорожно поднялась ему навстречу со своих подушек, и тут же рухнула без сил — ее слабенькое сердце не выдержало всех передряг последних дней. Он бросился к ней, подхватил на руки как раз в тот момент, когда из ее груди вырвался последний вздох, и ее голова бессильно свесилась набок.
ГЛАВА 8
Барнаботти, теперь уже из рода Торризи, исхитрились перерезать глотки тем, кого считали повинными в смерти Анджелы, и бросили их тела в воды канала Гранде, как того требовала жестокая справедливость тех не менее жестоких времен. Акция вызвала такую вспышку насилия со стороны родственников погибших, что Барнаботти обеих семей оказались втянутыми в затяжной конфликт, и потребовалось вмешательство самого дожа Венеции, который распорядился прислать гвардейцев для восстановления порядка, пригрозив враждующим отлучением от домов и отменой льгот для них и их семей, если мир не будет восстановлен. Но все в Венеции понимали, что за этим ничего не последует, так как Барнаботти сами по себе представляли достаточно серьезную угрозу для миропорядка, отличаясь весьма сильной завистью по отношению к своей богатой родне и своим положением, согласно которому их роль в обществе была незначительной. При малейшем поводе они являлись опасной силой, с которой считался и сам дож, и Большой Совет.
Доменико с мрачным лицом выслушал подробнейший отчет о том, как осуществлялся акт возмездия. И хотя честь его была восстановлена, он не сомневался, что Анджела только расстроилась бы, узнай, сколько жизней потеряно в этой продолжающейся несколько веков битве, которую считала бессмысленной.
В одно из воскресений в церкви Санта Мария делла Пиета праздновалась свадьба Адрианны и Леонардо. И это радостное событие заставило Мариэтту задуматься о том, когда состоится ее собственная свадьба, и будет ли она вообще. Хотя разум, подсказывал ей, что вряд ли доведется увидеться с Аликсом до того, как пройдет год со дня разлуки, она постоянно пыталась отыскать в толпе зрителей знакомый силуэт. Случалось, она уверяла себя, что это он, Аликс, его кудрявая голова виднеется в гуще публики, но, присмотревшись, с огорчением признавала — снова, и в который уж раз, ошиблась.
Мариэтта постоянно старалась чем-то заняться, проводя многие часы в репетициях, в сочинении собственных произведений, давая уроки наиболее способным из учениц и проводя много времени с Бьянкой. Элена тоже сдерживала обещание и регулярно приезжала в Оспедале. Каждый раз она появлялась в другом богатом наряде, но в глаза бросались происшедшие в ней перемены: прежняя бьющая через край живость и непосредственность исчезла без следа, словно кто-то неведомый невзначай задул свечу. Однажды утром они с Мариэттой уселись в саду в тени большого дерева, и Элена сказала, что у нее хорошие новости.
— Синьора Челано, наконец-то, переезжает из дворца! Вообще, она давно собиралась отправиться в свой дом где-то в деревне, как пришлось бы отправиться и нам, не будь Филиппо так занят здесь, ведь у него теперь новый пост. Он думает, что она специально осталась, чтобы изводить его ненужными советами, но, мне кажется, причина кроется в другом.
