Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
Я не верила в чувства шамана или сама была безразлична? Ерунда. Да, для любви слишком рано и есть большая вероятность, что эмоции притупятся, страсть угаснет. Но тут вот какое дело. Любовь, как семечко, растет из первой яркой симпатии. Если симпатии нет, то хоть десять лет жди и тщательно строй отношения по советам психологов, ничего не вырастет. А я кожей чувствовала шамана. Его удовольствие ночью, его всплеск надежды утром, облегчение от моих слов. Я понимала, как для него важно, чтобы я от шока не оттолкнула его. Он ушел с тяжелым сердцем, даже услышав «я подумаю». Мне стало муторно именно в тот момент. Я расстроилась, что разочаровала его.
Разочаровала. Расстроилась. Хотела угодить. Мечтала понравиться и быть в его глазах хорошей. Хотела, чтобы любил.
Мамочки…
Я судорожно вдохнула от ужаса и застонала. Тонко так, жалобно.
Хотела, чтобы любил, боялась разочаровать. Я вела себя с Георгием, как с отцом. Один-в-один. Боль окончательно взбудоражила старое болото, муть поднялась к горлу. Затошнило так, что я стала искать глазами ведро. Я вляпалась в старый капкан по самые уши. На этот раз крепче и надежнее. От отца никогда не видела ласки, зато от шамана получала с лихвой. Маленькую девочку, наконец, кто-то полюбил, она стала нужна. Вот и вывернуться захотелось наизнанку. Жить в тайге? Да! Ревнивая баба-дух, предсказание-кандалы? Да, да, да! Лишь бы не разочаровать, лишь бы не потерять глоток воды в пустыне, иначе я сдохну.
Хотя я все равно сдохну. Когда шаман меня разлюбит и скажет, как Сандаре: «Уходи», я что делать буду? Ничего не останется, я ведь всем пожертвую ради него. Куда я уйду? В ледяное белое ничто таежных сугробов, чтобы наконец-то замерзнуть там насмерть?
Меня затрясло, как в лихорадке. Ногтями я оборвала высохшую кожу с губ, и на язык попал соленый вкус крови. Уходить нужно прямо сейчас, пока я еще понимаю, что происходит. Одеться, сесть на снегоход и уехать. Без меня Изге ничто не угрожает. У него метка смерти пропала, Азыкгай подтвердил. И сам шаман предположил, что мы будем порознь. Если я хоть чему-то научилась за несколько дней, то вот она — узловая точка. Момент, меняющий реальность. Да, да, Изга взял бубен и ушел. Он уже в трансе и не сможет мне помешать. Азыкгай спит, я тихо заберу ключи от снегохода, оставлю записку и уеду.
Так всем будет лучше.
Яиц в картонной коробке осталось всего три штуки. Азыкгай смотрел на них и прикидывал, что лучше. Потратить на оладьи? Молока нет. Тесто завести? С начинкой беда. Будь лето на дворе, собрал бы ягод, а зимой что в пирожки класть? Сушеный шиповник?
А еще яичницы хотелось. Так хотелось, что старый шаман слюной давился. Три яйца как раз на всех, но ведь остынет же, пока молодые проснутся. А проснутся, так ведь не сразу придут. Пока нацелуются, намилуются, нанежатся — день настанет. Значит, он себе одно яйцо пожарит, съест, а им потом на стол соберет. В погребе тушенка есть. «Энзешная», из стратегических запасов страны. Распродают их потихоньку, когда срок годности заканчивается и новым заменяют. Уже не то, что было раньше, но мясо все еще доброе. Одним куском, почти без жира. Такую тушенку с макаронами сварить — милое дело.
Слюну уже было сложно глотать. Азыкгай воткнул вилку в розетку и расчистил стол рядом с плиткой. Почистить бы её. Сковороду тоже. А то перед женщиной-хозяйкой стыдно. Вот так и верят все, что мужики сплошь безрукие и бесхозяйственные. Плитка в нагаре, эка.
Жир разогревался и щекотал ноздри характерным запахом. Белый кусок растаял почти мгновенно, Азыкгай катнул его по черному дну вверх вниз и разбил ножом скорлупу яйца. Желток целый остался. Сейчас бы теплого свежего хлеба. Натереть горбушку зубчиком чеснока и макнуть в рыжую сердцевину яичницы. Чтоб хрустело и таяло на языке.
Старый шаман снял сковороду с плитки и услышал, как открылась уличная дверь. Ирина пришла. Георгий тяжелее топает, а стройную барышню пойди различи в тишине. Шебаршит чего-то там, как мышка. Даже свет не включила. Странно.
Воров Азыкгай не ждал. Тем легкая нажива нужна, в глухомань они не суются. Зачем, ежели полно богатых дворов в окрестностях Якутска? Там и собаки уже знакомые и замки смешные.
— Ира? — позвал шаман. Мышка в сенцах затихла.
Конфуз будет, коль свои женские премудрости искала. От ретивой мужской любви случается, что месячная кровь изливается раньше, чем её ждут. Не беспокоить бы, но у Азыкгая сердце дрогнуло. Ирина зашуршала по карманам одежды проворнее. Испугалась, заторопилась.
— Потеряла чего, красавица?
Старый шаман открыл дверь в сенцы, включил свет и замер. Слишком хорошо помнил, как выглядят одержимые духами люди. Их глаза в половину лица, красные прожилки на белках, кривящийся в гримасе рот. Ирина по-человечески ссутулилась, но смотрела демоном из царства теней. По ногам тянуло стылым сквозняком потусторонней жути. Женские руки напоминали скрюченные лапы мертвой птицы. Длинные, белые, когтистые. Она пыталась порвать карман куртки. С отчаянной ненавистью скребла его ногтями.
Шаманское зеркало где-то в комнате. В мешке с другим ритуальным скарбом. Если дать Ирине посмотреться в него, то вместо глаз у неё будут слепые бельма демона. Или нет? Кто мучил её? Сквозняк прекратился сам собой, Ирина даже плечи распрямила.
— Ключи от снегохода ищу. Вдруг замерз и сразу не заведется?
Голос свой. Говорит, а не шипит. Но одержимостью все равно за версту несет. Глупые цели, странные поступки и железобетонная, несгибаемая воля.
— У меня ключи, — соврал Азыкгай. — Я отдам. Скажи только, зачем тебе.
Одержимые вываливают правду сразу и не задумываясь. «Цветы полить. Запереть рыбок, а то они плавают у меня по венам. Бензин из снегохода выпустить, это зло и скверна».
— Проверить, — тихо ответила Ирина. — Я же сказала.
Она хмурилась. Появилась первая эмоция, отличная от желания делать то, что задумала. Хороший знак. И крючок, запутывающий петли в сложном узоре. Кто туманит разум так, что оставляет клочок свободной воли?
— Пойдем в дом, — позвал шаман. — У меня там.
Она задумалась. Вернее, застыла и проблески разума из взгляда исчезли. Нельзя ей в дом, правильно. Там хитрый шаман Азыкгай схватит её в старческие, но все еще крепкие медвежьи объятия и не даст уйти. А ключи ей затем сдались, что кто-то на улицу гонит. Но почему не пешком? Куда проще, чем на снегоходе. Одна мысль нужна: бежать, бежать, бежать. А здесь мыслей две: бежать и снегоход. Чьи они?
— Где Георгий? — ласково спросил Азыкгай и улыбнулся.
— Там, — выдохнула Ирина. — С духами. Я пойду тогда, ключи у него спрошу.
Подсказки вот так и звучат. В лоб. Сквозняком снова по ногам потянуло. Невеста Георгия скривилась от боли и вырвалась из капкана разговора, в котором её держал старый шаман. Отвела взгляд, повернулась боком и схватилась за ручку двери.
Не успеет, не уйдет!
— Стой! — крикнул Азыкгай больше духам, чем ей. Добыча не уйдет, её разум не достанется чужой воле. Тот, кто гнал хрупкую женщину на мороз, явно не добра ей желал.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
