Прежде всего, условимся, что мы рассматриваем брак, в котором нет насилия. Потому что если в браке, где есть насилие, один из супругов хочет развестись, значит, это тот супруг, который насилию подвергается. И как я уже писал выше, из такого брака нужно убегать со всей возможной скоростью.
Теперь посмотрим на брак, где нет насилия. Как же быть в этом случае?
Прежде всего, надо понимать, насколько решение того, кто хочет развестись, действительно решение. Как часто бывает – мужчина находится в таком состоянии. И женщина ему говорит, дескать, может, не будем разводится, попробуем наладить, к Зыгмантовичу сходим… А он ей в ответ: «Я уже ничего не хочу, надо разводиться».
И она думает: «Все! Он уже не любит меня больше, уже ничего не хочет».
На самом деле в этой ситуации срабатывает элементарное психологическое незнание. Дело вот в чем – когда человек долго пребывает в какой-то ситуации, стрессовой, он утомляется. Буквально. Если ситуация длительная, то он становится апатичным, вялым, можно сказать – эмоционально «глухим». Это не болезнь, просто человек измотан, истощен.
Неплохой способ – временно разъехаться и дать прийти в себя. А лучше всего – поехать куда-нибудь в санаторий, в лес. Если хотя бы недели две пожить в таком режиме, общаться совсем чуть-чуть, по капельке.
Весьма вероятно, что от такого отдыха человек придет в себя.
И вот тут он может подумать – да, мне не нравится то, что у нас есть, но и расставаться я как-то не хочу.
Конечно, такая рекомендация маловыполнима – не пустили на работе, финансово затруднительно и пр., но если брак важен, все-таки стоит преодолеть эти препятствия.
Мы на грани развода, видеть друг друга уже не хотим, но у нас дети – как быть?
Чтобы полноценно ответить на этот вопрос, нужно начать издалека. В социальной психологии достаточно давно открыты два связных феномена – феномен недостаточной оправданности (insufficient justification effect) и феномен сверхдостаточных оправданий (оverjustification effect).
Представьте себе такой эксперимент [51]. Есть стена, в которую вбит штырь с резьбой, на нее накручено тридцать гаек и задача испытуемого – на сорок пять градусов каждую повернуть, начиная с конца. И так пока столбик из гаек не упрется в стену. Задача, как вы понимаете, муторная и скучная. Но людям деваться некуда, они ее выполняют. Впрочем, это не главное. Самое интересное начинается потом, когда испытуемые заканчивают свою «работу».
На выходе им говорят, мол, тут такое дело – нужно человеку, который пойдет после вас, рассказать, что вам понравилось (а испытуемому, разумеется, эти гайки крутить не понравилось совершенно). То есть участникам эксперимента предлагали соврать.
И вот здесь некоторым предлагали за вранье относительно большие деньги, а некоторым – совсем смешные.
Почти все испытуемые соглашались соврать и убеждали вновь прибывших, что им понравилось крутить гайки.
И вот тут – момент истины. Когда у испытуемых из первой группы (которым давали много денег) спрашивали, как они на самом деле относились к заданию, эти испытуемые честно отвечали, что это какая-то чушь и ахинея.
А вот люди из второй группы (которым дали всего копеечку) отвечали по-другому. Они говорили, мол, поначалу мне это не нравилось, но потом я втянулся, мне даже понравилось.
Почему они так говорят? Потому что у них нет оправдания для лжи. И им приходится подгонять реальность под свой поступок.
У первой группы было сперхоправдание – деньги. Поэтому они спокойно лгали. А у второй группы такого оправдания не было, вот и пришлось изменить свою точку зрения.
В эксперименте с детьми получилось то же самое [52]. Одним детям сказали, что, если они будут рисовать классными фломастерами, их наградят (вот оно – сверхоправдание: я рисую не потому, что мне нравится, а потому, что мне платят, я легко могу объяснить свое поведении внешней причиной).
А вторым детям просто предложили порисовать классными фломастерами в свое удовольствие (вот оно – недостаточное оправдание: я рисую потому, что мне нравится рисовать, ничем другим я не могу объяснить свое поведение).
В итоге дети из первой группы потеряли интерес к рисованию. Когда экспериментаторы в следующий раз предложили им просто рисовать фломастерами, дети почиркали немножко и все.
Другое дело – дети из второй группы. Они и во второй раз рисовали с не меньшим удовольствием.
То же самое происходит в браке. Если остаться вместе ради детей – серьезное основание, сверхоправдание, то это не сработает. Человек будет понимать, что его вынудили остаться в браке, и, значит, будет все время недовольным. Итогом такого решения станут постоянные ссоры и конфликты.
А если остаться вместе ради детей – недостаточное оправдание, то будет по-другому. Люди начнут думать примерно так: раз мы остались вместе не ради детей, значит, у нас все-таки есть интерес друг к другу, значит, мой супруг/супруга все-таки чем-то меня привлекает. Тогда люди уже будут стараться ссориться меньше.
Здесь огромную роль играет субъективная оценка. Если остаться ради детей – подвиг, то мы получим сверхоправдание.
Если же супруги оценивают свое решение как «давай попробуем», то есть как недостаточное оправдание, тогда шансы на удачное сохранение брака весьма высоки.
Мы разводимся, и у нас дети. Как сделать так, чтобы детей развод не задел?
Одна из самых, наверное, болезненных тем в жизни ребенка – это развод его родителей. Когда ребенку лет пятнадцать, то тут еще можно как-то пережить. Но в пятилетнем возрасте – это практически катастрофа.
Однако же есть вариант, когда родители разводятся, а дети не переживают это как трагедию.
Прежде всего, надо учитывать, что семья – это система, живущая по определенным, вполне себе объективным законам. И один из законов очень прост: в семье есть подсистемы с различными функциями.
Когда в семье всего два человека, то в ней есть всего одна подсистема – партнерская (строго говоря, это еще не семья, это только брак). Функции там – партнерские. Поддержка, помощь, секс, разделение переживаний, совместное выживание и тому подобное.
А вот когда появляется ребенок – происходит резкое, скачкообразное усложнение системы.
Во-первых, внутри нее выделяется детская подсистема (а она выделяется даже при одном ребенке).
Во-вторых, появляется еще одна подсистема, равная по границам партнерской, – родительская. Участвуют в ней (в норме) супруги, родившие ребенка. Здесь функции участников системы очевидны – ухаживать за ребенком, любить его, развивать, воспитывать, оберегать, социализировать и т. д.
