Петя был толстый и ужасный. Ему недавно исполнилось тринадцать. Орать он начал еще внизу в раздевалке. Я сразу завела их в кабинет. В глаза Петя не смотрел; ну так ведь и мать его – тоже. Я честно пыталась с ним разговаривать, чем-то заинтересовать.
– Карбюратор, карбюратор, карбюратор, – быстро и логопедически чисто твердил Петя, глядя в угол.
– Любит диковинные слова, да, – подтвердила Светлана. – Радио слушал, пока не разбил.
Я дала ей какие-то в меру дурацкие советы, строго придерживаясь заповеди «Не навреди», и они ушли. Перед уходом Светлана вдруг окинула меня быстрым, цепким, запоминающим взглядом, и я поняла, что меня, с моей натужной никчемушной доброжелательностью, она тоже отправила в свою постоянно пополняющуюся копилку картинок «утешного мира».
* * *
Мне было плохо. Совсем. Я пришла в редакцию газетенки и принесла статью «Рядом с нами». Они быстро сказали: не наш профиль. Я быстро вообразила себя Максимом Горьким в 1918 году и сказала: ваш! Они, кажется, испугались – и согласились опубликовать.
Потом я сделала еще одну, поистине чудовищную с этической точки зрения вещь. Я бросила на электронные перекрестки (российский инет тогда был новорожденный, едва стоящий на ногах) заметку под названием «Он живой и светится», в которой написала, что ей не нужны благотворительные шмотки и консервы, она на все это прекрасно зарабатывает сама; ей нужно, чтобы с нею говорили, и… дала ее телефон. Квартирный, прекрасно представляя себе, как подставляю доверившегося мне пациента. Сейчас я бы на такое, конечно, не решилась. Но тот, новорожденный инет был все-таки другим. Легче мне не стало. Но хоть что-то.
* * *
Увидела задранное к небу, сияющее лицо низкорослой девочки. Синдром Дауна, толстый указующий палец, солнце сквозь золотящуюся листву:
– Мама, листья, как красиво!
– Да, да, а здесь внизу, смотри, смотри, как листья на асфальте лежат, береза, клен, каштан, какой узор! Как дорогой ковер!
– Это самый дорогой, в магазине не купишь, да? Он здесь для нас с тобой лежит?
– Конечно, для нас. И для всех людей разом. Всякий ходи и радуйся.
Счастье.
Я перевожу взгляд на лицо матери…
– Черт побери! Я психолог вон из той поликлиники, я писала статью, вы приходили с газетой… и я ничего не понимаю! У вас же был мальчик… слабоумие или аутизм… Откуда?..
– Петя умер, – сказала Светлана. – У него сердце было больное, простудился, легкие отекли…
– Да. У меня был братик Петя, – важно подтвердила девочка. – Он умер, у нас его карточка висит.
– Я с ним занималась, меня другие родители таких детей научили, он уже в самом конце мне сказал: так трудно очень, прыгну с парашютом, сожги брошюру, иди. Я думаю, это так: ему тяжело жить было, но мне он велел…
Светлана плакала, я кусала губы, девочка встала на цыпочки, обняла мать за талию и гладила по широкой спине:
– Мамочка, не плачь, не плачь, Пете хорошо на небе, он там не болеет!
– Откуда дочка?
– Из детдома взяла, откуда ж еще. Подумала: что ж одной жить? Подсказали: у тебя такой опыт ухода за трудными детьми, что ж ему пропадать, сделай кого-нибудь счастливым, кому и не светит. Но я больше сама счастливая – Наденька у меня такая ласковая, такая умненькая, просто солнышко. Она уже и буквы все знает, и считать до десяти умеет…
Для подтверждения материных слов Наденька начала считать вслух, загибая короткие пальчики:
– Один, два, три, четыре…
Светлана улыбалась сквозь слезы. Я сквозь листву смотрела на солнце. Осенние листья падали медленно и важно и причудливым узором ложились нам под ноги.
«Святой» Роман
– Он женился на мне, когда я была беременна на седьмом месяце.
– Что ж, это случается, – кивнула я. – И, насколько я знаю, не так уж редко.
Женитьба «по залету», да еще с таким долгим периодом «раздумий», конечно, не самый прочный фундамент для последующих отношений в семье; ну да всякое бывает…
– Ребенок был не от него.
– А-а-а… А он знал об этом?
Она даже не попробовала изобразить возмущение, и это мне понравилось.
– Да, разумеется. Мы познакомились, когда я уже была беременна, и я не стала от него скрывать свою историю.
– А что за история?
– О, вы подумали, что-то интересное? – она улыбнулась. – Ничего подобного. Все банально до отвращения. Но мне тогда, разумеется, казалось иначе: все в первый раз, какое мне дело до чужого опыта и чужих ошибок, если у меня все, конечно, будет совсем по-другому – радостно и лучезарно. Ведь оно же по-настоящему! Познакомились на работе. Он старше – годами, опытом, должностью. Женат, разумеется, двое детей-подростков. Жену, конечно, давно не любит, они почти не разговаривают, но ради детей… В его жизни – только работа, он ее обожает, но иногда так хочется тепла и простого человеческого понимания… Коллеги предупреждали, что он всем так говорит, но я только высокомерно посмеивалась: какое мне, нам дело до «всех», если у нас – любовь! Завязался красивый роман. Действительно красивый – он умел все это обставлять; иногда мне даже кажется, что он специально читал женские журналы, раздел «Что нравится женщинам». Вопрос предохранения обговорил предварительно, ему «резинки» не нравились. «Разумеется, мы будем вместе, – сказал он. – Потому что препятствовать любви – преступление. И у нас будет ребенок, я каждый день мечтаю о дочери от тебя – такой же прекрасной, но маленькой, как кукла. Я буду с ней играть. Но я должен подготовить жену, это вопрос уважения». Конечно, я согласилась предохраняться сама. Он «готовил жену» полтора года. Я начала о чем-то догадываться и, как и все молодые дуры, «поставила вопрос ребром». Он сказал: «Боже, как тебе не идут скандалы». Я вынуждена была согласиться – скандалы вообще редко кому идут. Больше я не скандалила и закономерно перешла к следующей ошибке молодых дур: я рожу ему девочку, о которой он так мечтал, и он на мне женится. Перестала предохраняться, забеременела, радостно сообщила ему новость – дальше рассказывать или не надо?
– Родилась девочка или мальчик? – с любопытством спросила я. Психология категории «молодых дур» мне, в общем-то, известна, но вот что у них с пониманием статистики? «Рожу ему девочку», надо же…
– Девочка Любочка (я решила ее так назвать на память). Похожая на куклу. Биологический отец ее ни разу не видел и сделал так, что после декрета я не смогла выйти на прежнюю работу. Сократили целый отдел, шесть человек.
– Предусмотрительная сволочь.
– Да, – кивнула женщина. – Но я сама, кажется, ничем не лучше.
– Ага. Рассказывайте дальше, пожалуйста, – ее самокритичность я уже заметила. Не худшая черта личности, если не перебарщивать.
– У меня с юности нарушения по женской части, и аборты мне очень не рекомендованы в прогностическом смысле. Да я и сама не хотела. Решила рожать, потому что если ни любви, ни ребенка, тогда вообще хоть в петлю. Спустя два месяца познакомилась с будущим мужем – случайно, в общей компании (мои две подруги, беспокоясь обо мне, не оставляли меня даже на день в покое, у них тогда типа графика было, кто когда меня «пасет»). Он попросил телефон, я, помню, подумала: с ума сошел, что ли? А потом сообразила, что по мне же не видно, и – «синдром попутчика» – тут же все ему и рассказала. Он меня утешил, как умел (а умел на удивление неплохо), и взял телефон. Потом звонил каждый день, через две недели я согласилась встретиться. В конце этого вечера (в течение которого меня три раза как минимум тошнило от токсикоза) он мне сказал: «Наконец-то я тебя нашел!» Его зовут Роман, а меня Юлия. Он меня всю нашу совместную жизнь зовет Джуля, Джулия. Я только засмеялась, конечно.
