Он передал стоящему поблизости Ростиславу стеклянную баночку с очень густой темно-коричневой мазью, и тот, в свою очередь, шагнул вперед и вложил дар Благомира в крохотную ладонь Василисы.
– Спасибо, – буркнула та.
Она хотела открыть крышку, но Ермак ловко выхватил баночку из руки боевой подруги.
– Эй! – воскликнула она, слегка опешив от такой наглости. – Ты чего? Я же помочь хочу!
– Сам справлюсь, – сказал черноволосый наемник, окручивая крышку. – Спасибо за мазь, но… я сам намажусь. И плечо заодно…
Их взгляды встретились. Глаза девушки предательски блеснули, однако она тут же отвернулась и глухо произнесла:
– Как знаешь…
Она выглядела настолько потухшей, что Ермаку стало даже немного стыдно за свое не в меру резкое поведение. Именно поэтому он протянул девушке руку, чтобы помочь ей подняться. Она покосилась на его ладонь, потом скользнула взглядом по его ничего не выражающей физиономии и все-таки схватилась за протянутую руку. Ухмыльнувшись про себя, Ермак рывком вздернул Василису на ноги. На какое-то время они оказались друг к другу близко-близко, и черноволосый наемник исхитрился шепнуть девушке на ухо:
– Еще раз спасибо. Я обязан тебе жизнью.
Она отступила на шаг и смерила собеседника внимательным взглядом, после чего отрывисто кивнула и пошла к Семену. Ермак проводил ее задумчивым взглядом, после чего повернулся к другим соратникам. Те взирали то на наемника, то на Василису, явно не до конца понимая, что между ними происходит. Казалось, этих двоих соединяет какая-то линия связи, невидимая обычным взглядом, но что это за линия, никто бы сказать не взялся. Возможно, речь шла о взаимной благодарности, возможно, о некоем подобии дружбы… или о чем-то поглубже… и похуже.
Например, о симпатии.
Не желая больше смотреть в лица последователей Культа Ветра, Ермак щедро зачерпнул мази из банки, согнулся и принялся обрабатывать раны на щиколотках.
– Вы бы лучше не на меня, а вокруг поглядывали, – продолжая ощущать взоры заинтригованных спутников, недовольно проворчал черноволосый наемник. – А то сейчас еще какая-нибудь гадина подкрадется и устроит нам… сладкую жизнь…
Его увещевания подействовали: нехотя, но народ все-таки задвигался, похватался кто за холодное оружие, кто за огнестрельное, и стал разбредаться по помещению. Вглубь здания соваться не стали, но в сторону коридоров периодически косились – не выползет ли и вправду какая-нибудь мразь?
Но Бог миловал.
– Что же, вперед? – спросил Ермак, снова выпрямляясь и закручивая крышечку.
Мазь оказалась со специфическом запахом, но в сравнении с тем, как воняло в некоторых районах московской Зоны, этот аромат был подобен цветочному.
«Ну и, в конце концов, главное, чтоб помогло!..»
– Нельзя подолгу на одном месте стоять, – добавил наемник. – Надо все время идти… идти… и идти… иначе какая-нибудь сволочь обязательно к тебе подкрадется.
Спутники закивали, соглашаясь с Ермаком, а Благомир выкрикнул:
– Лишь бы поскорей до твоего био добраться, чтоб не шарахаться от подобных… ходячих поленьев!
И снова – одобрительные кивки и улыбки: мол, да уж, с роботом, конечно, идти попроще, он бы этого «лесовека» вмиг сжег дотла.
– Видел бы ты этого био, когда он пытался из-под нейромантового контроля вырваться, – угрюмо глядя на главу культа, сказал черноволосый наемник, – десять раз подумал бы, хочется ли тебе взаправду оказаться с ним рядом.
– Все лучше, чем самим по Зоне таскаться… – тихо проворчал Благомир и отвернулся.
– Пойдемте, – решив не развивать глупый спор, с нажимом произнес Ермак. – Время не ждет.
И первым побрел к выходу из здания.
Черный, как сама ночь, труп древесного человека на крыльце до сих пор дымился.
* * *
Громобой сидел на грязном полу ермаковской «халупы», прислонившись спиной к обшарпанной кирпичной стене и облокотившись на колени. В двух шагах от него лежала Бо, чей пульс был тише, чем шорох листвы березы-мутанта за окном. Нейромант не мог знать наверняка, но с каждой минутой все меньше верил, что Ермак успеет вернуться за ними. Когда при черноволосом наемнике еще находился Горыныч, было немного проще: по крайней мере, Громобой знал, насколько близок к цели его новый боевой товарищ. Но после того как «Раптор» взбунтовался и бородачу пришлось спешно вернуть непокорного био, Ермак буквально растворился в московской Зоне, и нейроманту осталось только гадать, как идут дела у наемника и идут ли вообще. Вполне возможно, прямо сейчас его дожирают черви и прочий здешний гнус, обожающий падаль. Или, может, его сожрали еще три часа назад, сразу после того, как наемник и его новая подруга Василиса расстались со стальным «защитником»?..
«Но мы ведь будем верить в лучшее, так?» – покосившись на Бо, подумал Громобой.
Она лежала неподвижно, точно мертвая. Грудь ее вздымалась едва-едва; следовало долго и терпеливо присматриваться к ней, чтобы увидеть это мимолетное движение. Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы понять: жизнь стремительно покидала суженую Громобоя, а вместе с ней сизым дымком утекала в небо надежда на спасение и жалкое подобие счастья.
Мысли носились по кругу, замыкаясь сами на себя, сталкиваясь, перепутываясь и сводя с ума.
Не в силах долго смотреть на раненую жену, Громобой повернул голову и наткнулся взглядом на люк, ведущий в подвал, где сидел Глеб… точней, тот, в кого он превратился.
Нейромант против воли закусил нижнюю губу. К сожалению, сыну Ермака тоже стало хуже. Громобой обратил внимание, что речь Глеба теперь куда менее разборчива, чем раньше. Судя по всему, деградация парня продолжалась…
«И кто его знает, обратима ли она?» – с грустью подумал нейромант.
Он никогда не знал, каким был Глеб до трансформации и потому сочувствовал, скорей, не ему, а отцу, которого, пусть не до конца, но понимал – как мужчина мужчину.
«А ведь нашему ребенку сейчас могло быть два года», – вдруг мелькнуло в лохматой голове бородача.
Он зажмурился и с трудом проглотил подкативший к горлу ком. Они с Бо старались не обсуждать эту тему, но оба, разумеется, помнили, в каком положении была жена Громобоя, когда нео загнали ее в Красное поле смерти. И встреча с Ермаком и его бедовым сыном Глебом не могла не освежить в памяти события двухлетней давности.
«Но лучше уж так, чем если бы родился… мутант».
Думать об этом не хотелось, но фантазия в последнее время разбушевалась не на шутку. Наверное, виной тому было вынужденное безделье и одиночество – после воссоединения с Бо Громобой быстро отвык от странствий в одно лицо. Даже когда судьба коварно разводила их опять, рядом с нейромантом обязательно оказывался хоть кто-то – дружинник Игорь (светлая память, друг) или брат Игоря, Захар…
Или хотя бы Щелкун.
