Доктор приезжал уже в третий раз. Господин Малькгольм — один из тех скромных и самоотверженных врачей, которые предоставляют другим приобретать славу в больших городах, а сами довольствуются скромной должностью сельского лекаря, облегчают страдания тех, кто живет по деревням. Подойдя к постели раненого, он внимательно посмотрел на красивое, мужественное лицо Франсуа и пощупал его пульс.
Все ждали, затаив дыхание, что он скажет сегодня.
Наконец доктор поднял голову, окинул взглядом встревоженные лица присутствующих и медленно проговорил:
Трудно описать то, что испытал каждый, услышав это заключение. Точно камень свалился с сердца у каждого.
— Надейтесь, — повторил врач, — но будьте осторожны. Больного нельзя беспокоить! Малейшее нервное потрясение неизбежно приведет к роковому исходу.
— Из летаргии? Да, это действительно летаргия… Не могу сказать, что он выйдет из нее в ближайшее время. Полагаю, несколько дней понадобится, чтобы состояние раненого улучшилось.
Китти принялась готовить раненому еду, а, Сюзанн, сидя на стуле у окна в той комнате, где лежал Франсуа, сотый раз спрашивала себя: в каком конце света ее дорогой Триль думает о ней?
Вдруг девушка подняла задумчивое личико.
За окном послышались чьи-то шаги. Какой-то человек в блузе и с палкой в руках вошел во двор фермы.
— Телеграмма господину Данерику, для Ваницкого. И, подняв фуражку, он дружелюбно сказал:
Сюзанн сидела неподвижно, не сводя глаз с запечатанной телеграммы. Буквы подписи прыгали у нее перед глазами.
«Данерику для Ваницкого».
Сердце упорно подсказывало ей: «Это Триль, это Триль».
Но ни Данерика, ни Ваницкого нет сейчас на ферме. О! Скорей бы они возвращались… Время для Сюзанн, казалось, остановилось.
Наконец Данерик и Ваницкий вернулись. Увидев их, Сюзанн радостно вскрикнула. Бегом она бросилась к ним, протягивая послание и заикаясь от желания поскорее объяснить в чем дело:
— Данерику, для Ваницкого.
Фермер удивился. Телеграммы — редкость в датской деревне, как, впрочем, и во всякой другой. Он взял бумажку, прочитал адрес и передал ее поляку.
Сюзанн дрожала от нетерпения.
— Читайте, читайте же! — лепетала она.
И Ваницкий, исполняя ее просьбу, прочитал то, что накануне вечером написал Триль в центральном почтовом бюро Гамбурга.
Триль жив! Он продолжает борьбу!
Сюзанн не в силах была сдержать волнение, охватившее все ее существо. Мысленно она была уже с любимым. А ее друзья, уже несколько раз перечитавшие телеграмму, никак не могли вникнуть в суть главного. Что же значат слова Триля?
— Это значит, что фон Краш удирает, — заявила вдруг Сюзанн, — что он находится на борту белого судна под названием «Матильда»! Если мы не поторопимся, он от нас ускользнет!
— Клауссе, — обратилась девушка к подошедшему механику, — смогли бы вы управлять аэропланом?
— Думаю, что смог бы! Господин Франсуа вполне доверял мне.
— Тогда мы должны отправляться немедленно.
— Отправляться? На аэроплане?
— Да… Нужно побывать в Гамбурге, чтобы опознать судно, на котором этот бандит фон Краш мечтает от нас удрать.
Клауссе озабоченно почесал подбородок.
— Черт возьми! Черт возьми… Как же так! Без приказа патрона!..
Сюзанн решительно перебила его:
— Он сейчас не в состоянии отдавать какие-либо приказания! Мы сами должны принять решение, которое принял бы он, если бы был здоров.
— По-вашему, он отправился бы в Гамбург?
— Будьте уверены, конечно, отправился бы!
Клауссе больше не стал возражать. Он приступил к тщательному осмотру аэроплана.
Впервые ему предстояло взять на себя ответственность за управление аэропланом Франсуа д’Этуаля, и это заставляло механика волноваться сразу по двум причинам — от беспокойства и от гордости.
V. В пустоте
Мы расстались с Трилем, когда тот, прислонившись к фонарному столбу, готов был встретиться лицом к лицу с грозно надвигавшейся на него толпой. В распоряжении юноши было еще пять пуль. Он выпрямился с решимостью дорого отдать свою жизнь.
Со свирепым гулом толпа подалась вперед. Триль сделал два выстрела. Двое нападавших упали, но остальные даже не заметили этого.
По-видимому, это конец. Нужно во что бы то ни стало не терять присутствие духа.
Триль поднял дуло своего револьвера в третий раз.
Вдруг все замерли, услышав пронзительный свист, прорезавший воздух.
Что-то промчалось мимо толпы с быстротой молнии. Да, что-то промчалось. Но что?
Этого никто никогда так и не узнал, потому что порыв шквального ветра сшиб людей с ног и повалил их. А когда им все-таки удалось подняться, они испытали новое потрясение: на том месте, где стоял юноша, никого не оказалось. Лишь одиноко торчал покосившийся фонарь с разбитыми стеклами.
Триль исчез, не оставив никаких следов.
Воздух снова стал неподвижен и спокоен, оглушительный свист смолк.
Капитан Вальтер, Клоббе, Никлоббе и их союзники были совершенно сбиты с толку. Куда подевался их враг?
Юноша в это время бесшумно раскачивался на конце каната, механически сомкнувшегося вокруг его тела, и чувствовал, что его медленно поднимают вверх, туда, где канат прикреплялся к нижней части аппарата. Вскоре он оказался на борту аэроплана. Клауссе и Сюзанн не скрывали своей радости. Девушка смотрела на Триля влажными от счастливых слез глазами и совершенно растерялась от избытка радости.
Минуту спустя влюбленные бросились в объятия друг другу.
У них было достаточно времени, чтобы обменяться впечатлениями от всего пережитого за время разлуки. Триль рассказал о своем морском приключении, о прибытии в Гамбург, промашке, навлекшей на него гнев капитана Вальтера.
Сюзанн, в свою очередь, рассказала ему о той мучительной тревоге, которая не покидала ее в течение двух дней, последовавших за получением депеши из Гамбурга.
Клауссе, однако, счел, что и ему следует вмешаться в разговор.
— Куда же мы теперь направимся, мисс Сюзанн?
Она удивленно посмотрела на него.
— О! — весело заявил механик. — Я спрашиваю об этом у вас, потому что вы командовали всем с самого начала. Это вы организовали спасение мистера Триля…
