Вечером позвонила Вилли Вегас. Я заметила, что абсолютно спокойно сообщаю, что без понятия, где гуляет ее сынуля. И заметила также, что Ванилла не так уж обеспокоилась — она целиком полагалась на меня. А зря.
Утром я рассказала все Перри. Он внимательно выслушал и, выдержав паузу, сказал:
— Как бы странно это ни звучало, выходит, побуждения Зака были… гуманны, так?
— Зак в сочетании с гуманизмом — нонсенс, но вынуждена согласиться. Или же он хочет, чтобы это так выглядело.
Перри приобнял меня за плечи и слегка встряхнул, подбадривая.
— В любом случае, пусть даже он маскирует под широким жестом свою неспособность… как это сказать? — сохранять к кому-то интерес больше года… в любом случае, он считай подарил Джошу этот год. А мог бы оставить себе.
— Он просто боится Лассе, и все. Боится, что мы ему пожалуемся.
— Зак бесстрашен и бескрышен, Ки, ты знаешь. Я не думаю, что он всерьез боится Лассе.
— Мне кажется, или я слышу нотки расположения?..
— Вот не выдумывай, ради бога. Просто факт — пробудь Джош с ним хотя бы месяц, год, возвращение было бы куда болезненнее. Если вообще возможно…
— Ох, не спеши благодарить его, Перри, — вздохнула я. — Джош еще не вернулся.
Джош вернулся через четыре дня. Только не полностью.
Однажды утром он пришел в больницу, как ни в чем не бывало, и мы… мы даже не решились подойти. Потом Перри признался, почему. Неизвестно, что произошло, но Джош слишком напомнил ему меня после разговора с Рэйни.
А меня он просто пугал — до дрожи. У него будто язык отрезали. Без обычных дредок, в обтягивающем черном батнике до подбородка, с тусклым потусторонним взглядом, он выполнял свою привычную работу, сосредоточенно, не ошибаясь, ничего не роняя на пол и не путая карточки, как обычно. Будто на автопилоте, отпустив сознание куда-то далеко, где ни ему, — да никому из нас не место. Сколько раз я едва удерживалась, чтобы не встряхнуть его хорошенько, надавать пощечин, просто убедиться, что он здесь, он сам, а не его безжизненная осушенная до дна оболочка. Но всякий раз его замораживающий взгляд предупреждал меня держаться подальше. Пощечин для него достаточно. Что бы с ним ни произошло, он предпочитал проходить через это сам, и возможно, Перри был прав. Он в состоянии отвечать за себя, даже если пришел к этому напрямик через свой личный ад.
Вечером я обошла кабинеты, пока обнаружила его сидящим в темноте на окне ординаторской.
Мои шаги прошуршали в тишине, призрачно, будто я не касалась ногами пола, но Джош все равно меня услышал. Он не обернулся — только сильнее обхватил себя руками, будто замерзая.
— Эй, брат, как жизнь? — спросила я еле слышно. — Что нового?
— Я, — ответил он, и это оказалось больно, хотя не так уж и неожиданно.
Было так непривычно видеть его в черном. Джош никогда не носил вещей вроде этой, но… в принципе, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто ее ему дал.
— Клевая шмотка. Не жарко?
— А? — переспросил он потусторонним голосом, будто разговаривал во сне. — Да я согреться не могу.
Я хотела, чтобы он вернулся к нам. Я дотронулась до его руки, и он непроизвольно вздрогнул. От боли. Я была уверена и поэтому осторожно закатила его рукав до локтя, и на удивление он не возражал.
Сгиб локтя был лилово-черным, один сплошной кровоподтек, как у наркомана. Я только покачала головой.
— Блин.
— Ты еще шею не видела, — сказал Джош безучастно.
Я посмотрела, аккуратно оттянув высокий воротник — действительно, куда хуже. Все оттенки морского заката — и это учитывая прошедшее время.
— Он тебя не жалел…
— На самом деле жалел.
Присмотревшись, я заметила, что действительно — укус всего один, остальное — порезы. Они чище, ровнее и заживают гораздо лучше… если кого-то это колышет. Выходит, Зака колыхало, надо же какой сюрприз.
Он отвернулся и снова обхватил себя руками.
— Давай поговорим? Хочешь?
— Лучше не надо, — ответил он, все так же не оборачиваясь. — Начну жаловаться — сразу раскисну. Я все-таки мужчина, Кира, а мужчине это не к лицу. Тем более перед девушкой.
— Во-первых, это предрассудки, — возразила я почти шепотом. — Во-вторых, я не девушка, а твой лучший друг. А в-третьих, не обязательно жаловаться, просто поговорим.
— Так иначе же не получится.
— Ладно. Если ты не готов, то, конечно, не стоит.
— А сколько должно пройти времени? — его голос прозвучал резко, хотя и по-прежнему тихо. — Ты — готова поговорить о Рэйни?
На это я не нашлась. У меня было десять лет, я — готова?..
— Это другое, — прошептала я.
— Это то же самое. И если ты до сих пор не готова, я не уверен, что выдержу десять лет. Как ты. — Джош оглянулся, и я увидела огромные глаза, залитые тьмой и горем. — Еще утром я думал, что сопли закончились, а теперь чувствую, что ни фига. Так что оставь мне хоть немного достоинства.
И где я совсем недавно слышала эту фразу?..
Тогда я просто обняла его, прижала к себе, как после долгой разлуки, и он не мог сопротивляться. Я целовала его высокие скулы, глаза, лоб и лила слезы за нас обоих, и не могла остановиться. Да, нас бросили. Да, это было правильно и нужно. Только почему ж так плохо-то, а?
— Они плачут, Кира, — сказал он неожиданно, будто читал мои мысли. — Ангелы Имоджен. Теперь я слышу, как это…
— Нет, нет, нет. Не смей так говорить. Они не плачут, Джош, это всего лишь мы, а они, может быть, молчат пока, но скоро будут петь. Тебе и мне. И Перри. Всем нам. Совсем скоро, Джош, потерпи немножко. Потерпишь, милый?
Я чувствовала, как его тело постепенно расслабилось, и шутя разлохматила то, что осталось от волос. Дюйма полтора в лучшем случае.
— Обещаешь? — всхлипнул он, зарывшись лицом в мое плечо.
— Спорим на две упаковки пива?
— На три.
— О`кей. На три.
* * *
Эве Уоррен повезло, на нас было столько крови Беати, что можно было излечить сотню потенциальных сфинксов. Мы ничего не рассказали Лиз, а она не любопытна. Главное, что ее дочери не грозит превратиться в монстра. Думаю, Адам тоже оставил свою навязчивую идею. Хотя там увидим, ведь часто совсем не требуется постороннее вмешательство, чтобы стать чудовищем.
У Фландерсов родилась тройня — два мальчика и девочка. Даррен на седьмом небе от счастья. Джанин клянется, что это последний раз, но я отчего-то ей не верю. Кажется, они исчерпали фантазию и назвали их нашими именами, что нам уж-жасно польстило.
Чуть не забыла, новость года! К Имоджен внезапно вернулся разум. Однажды, когда я спешила на работу и уже нащупывала для нее доллар, она вдруг подошла и незнакомым, немного растерянным голосом сказала, старательно выговаривая слова:
