Среди неокультуренного частокола больших и маленьких стволов появился затененный прогал, в котором угадывалась если не дорога то, по крайней мере, достаточно широкая тропинка. Метрах в пяти над землей кроны круто сходились, накрывая колею сводчатым потолком. Крупные листья рассеивали солнечный свет и придавали ему не то бледно-розовую, не то желтоватую окраску. Аллея была безукоризненно ровной и скрывалась где-то в сумрачной дали.
По такой приятно пройтись босиком. Отломить какой-нибудь прутик и посшибать им наполненные росой лопухи.
Опять тоннель, подумал Тихон. Вход и выход, а вокруг стены. Никуда не деться.
– Стоп, – сказал он. – Где там наши инвалиды?
Откликнулись три машины с поврежденными пушками. На «инвалидов» никто не обиделся.
– Есть предположение, что дорогу конкуры тоже заминировали. Ну, не любят они нас.
Операторы дружно и зло рассмеялись.
– Из всех способов борьбы с этой заразой вижу только один: на живца.
– А что такое «живец»?
– Понятия не имею, из энциклопедии выудил. Короче, самый раненый – сюда! Заезжаешь на колею и дуешь с максимальной скоростью. Собери их на себя как можно больше.
– А если на первой же сгорю?
– Сорок девять секунд. Километра три отмахать успеешь. А мы за тобой.
Машины выстроились в колонну по одному, при этом увечные расположились во фронте, а Тихон встал предпоследним. За собственную шкуру он не трясся, просто неведомые инстинкты – или как их там, навыки? – подсказывали: без него дело не пойдет. Без него они сборище разрушителей, а с ним – отряд.
Первый танк взревел и, откинув назад комья глины, начал разгоняться. Остальные катили за ним, не сильно отставая, но держа приличную дистанцию.
– Что у тебя? – спросил Тихон.
– Одна уже есть, – гордо отозвался оператор. – Нет, две… четыре!
– Скажи водителю, пусть выжимает все, что может.
– И так на пределе.
Вторая машина без понуканий притормозила, и колонна пошла чуть тише. Живец-миноискатель оторвался от группы и скоро растаял в красноватых сумерках.
– Двенадцать штук, командир!
Взрыва было почти не слышно. По аллее пронеслась тугая волна воздуха, и ветви тревожно загуляли, а на радаре исчезла одна из меток.
Километра через полтора они достигли того места, где миноискатель прекратил свое существование. Растительность вдоль дороги испарилась, образовав круглую поляну. За пределами пепелища деревья легли от эпицентра и обуглились, но дыма не было. Воронка оказалась не глубокой и довольно пологой, преодолеть ее не составило труда. Дальше путь был неисследован.
– Следующий пошел, – распорядился Тихон.
– Двенадцать – хорошее число, – с неохотой отозвался оператор. – Может, мины кончились?
– Хорошее, только не для конкуров. Не ломайся, двести семьдесят седьмой.
Второй танк промчался около пяти километров, но ловушек и правда не попадалось.
– Что я говорил? – повеселел он.
– Уверен?
– Но ведь я жив! Ах, ты!.. – Он осекся и после длинной паузы пробормотал. – Словил я эту сволочь. Кажется, больше нету. – И, когда время истекло, добавил: – Да, точно, это последняя. Только одна штука была. Жалко-то как! Если б он до нее добрался, тогда я…
Мина оборвала его на полуслове, но все и так поняли, что он хотел сказать. Впереди, за никчемным лесом, лежала неизвестность. Станция внепространственного переноса и тухловатый городишко с чудным названием Табанум. Город, конечно, раздолбили, а население извели, да и станция вряд ли в рабочем состоянии, но все же там, за болезненно-красными деревьями, находилось то, чему они себя посвятили. Бой и смерть. И не дожить до этой цели, не дотянуть какой-то пары километров было досадно.
Откуда?! Откуда это все, ужаснулся Тихон. «Табанум». Никогда раньше не слышал, а теперь вытащил из черного омута походя, не задумываясь. А ведь у Филиппа тоже был провал. Интересно, с ним таких озарений не случалось? Или он кроме как о своем несчастном шланге ни о чем не печется?
Похоже, эту мысль Тихон спрятал не слишком надежно – до него донесся острый приступ тоски, и стрелок спешно отгородился ярким зрительным образом: он и Марта в какой-то умопомрачительной позиции.
– Да вы с ней спортсмены, – хохотнул Тихон. – А любовница дала добро на показ этой сцены? Если да, то можно запустить ее в эфир, пусть все полюбуются.
Уколы Филиппа уже не действовали, и от этого он испытал такую муку, что Тихону стало не по себе.
– До конца операции предлагаю перемирие. Вернемся на Пост – будешь ненавидеть меня дальше, а сейчас это вредно.
Стрелок изобразил что-то вроде внутренней улыбки и согласился. И одновременно – от Тихона это не ускользнуло – принял некое важное решение. В ответе «да» крылось кое-что похуже, чем однозначное «нет», в нем заключалась вся подлость, на какую только Филипп был способен.
Ну что ж, поглядим, отрешенно подумал Тихон.
Третий танк из команды неполноценных пролетел остаток дороги и, выждав для гарантии с минуту, отрапортовал:
– Порядок, я еще с вами. Можно двигаться.
– Что там видно?
– Город. Наш. Как будто нетронут. Людей нет, конкуров тоже.
Колонна, чуть замедлив ход на месте гибели двести семьдесят седьмого, прошла по колее и оказалась по другую сторону леса.
Поселок против всех правил градостроительства был расположен в низине, в петле какой-то убогой речушки. Круглая форма определила его радиальную структуру: от центра с относительно высокими зданиями разбегались три магистрали, переходившие в шоссе. На окраинах стояли разноцветные одноэтажные домики индивидуального назначения. В целом архитектура напоминала что-то старинное и чрезвычайно нерентабельное. Тихон бы не удивился, если б заметил в городе автомобиль на дизельном топливе или еще чего похлеще, но Табанум пустовал.
Дорога вела под уклон и, выныривая из-под холма, вливалась в пригород с Юга. Весь путь занял около двадцати минут. Машины спускались строем, с тактической точки зрения это было неправильно, однако чутье Тихону подсказывало, что угрозы здесь нет. Конкуры каким-то образом нашли маяк, оставили рядом засаду и накидали мин. Но из города враги ушли, он им ни к чему. Человеческие жилища конкурам не подходят, они предпочитают строить собственные.
Покойников на улицах не было, и это вселяло надежду, что люди спаслись. Мостовые застилал толстый слой пыли, вздымавшийся под траками и повисавший коричневым туманом. Исколесив половину пасмурного города, отряд, наконец, разыскал станцию. Карта опять врала: металлический бокс с унифицированным обозначением переноса находился вовсе не там, где ему надлежало быть. Это уже выходило за всякие рамки. Платформа изначально координируется в пространстве, и подобные сведения не устаревают.
