Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
Ревизия, произведенная в бюро персидских перевозок, показала, что бюро перевозило грузы персидских купцов в кредит, и затем этот кредит использовался заведующим бюро Алахведовым в собственных целях. Представитель торгового общества «Шарк» просто сидел с тремя служащими в течение двух лет без всякого товара и расходовал ежемесячно на себя и на содержание «аппарата» около 1000 долларов и т. д.
По моему предложению была составлена комиссия из представителей консульства, торгпредства и ячейки компартии для чистки всех хозяйственных учреждений. В течение двух месяцев общее число сокращенных достигло 250 человек.
Так я работал в Мешеде в продолжение трех месяцев. С каждой почтой в Москву я просил присылки заместителя, и наконец в феврале 1927 года я получил телеграмму: «Передайте дела выехавшему резидентом Мешед Лагорскому. Выезжайте Москву проведения выдвинутого вами плана Индии. Начино Трилиссер». Прочитав телеграмму, я понял, что заведующий международной связью Коминтерна Пятницкий принял наконец мой план и мне надо спешить в Москву для отправки в Индию Роя.
Вскоре приехал мой преемник, Михаил Бродский, с официальным назначением на должность секретаря консула, под фамилией Лагорский. Я быстро сдал ему дела и, ознакомив его в общих чертах с работой, выехал в Москву.
Через несколько дней после моего приезда в Москву наркоминделу была вручена ультимативная нота министра иностранных дел Англии Чемберлена с требованием прекратить коммунистическую пропаганду в британских владениях и с угрозой разрыва дипломатических отношений. Советское правительство очень встревожилось. Трилиссер предложил отложить организацию работы в Индии до более благоприятного момента, а мне поручил «изучать индийские возможности» из Персии. Ехать я должен был немедленно. Совершив, таким образом, бесполезную поездку, я через несколько дней уехал обратно в Тегеран.
Читатель видит, что в 1926 году советское консульство в Мешеде являлось одновременно представителем III Интернационала, точно так же, как в 1924–1925 годах полномочный представитель СССР Старк в Афганистане одновременно являлся тайным представителем Коминтерна и руководил его работой в Афганистане и северных провинциях Индии. Советская и заграничная печать того времени, однако, упрямо утверждала, со слов народного комиссара иностранных дел Чичерина и его заместителя Литвинова, что советская власть совершенно обособлена от Коминтерна, «пользуясь гостеприимством советской республики, он никакого отношения не имеет к советской власти, поэтому правительство СССР не может брать на себя ответственность за его действия».
Удивительно, до чего бывает упорна слепота некоторых государственных людей Европы. До сих пор многие из них не хотят понять того, что разделения между советской властью и Коминтерном не было и нет, не могло быть и не может быть. Неужели их не убеждает даже то, что Председатель Коминтерна, ныне Генеральный секретарь, всегда совмещает свою должность со званием члена Политбюро Центрального Комитета партии, то есть состоит одновременно членом органа, фактически руководящего советской политикой и управляющего советским государством.
Все государственные мероприятия, все планы внутреннего российского и международного характера обсуждаются предварительно в Политбюро; каждый член Политбюро, в том числе и Председатель Коминтерна, должны неуклонно руководствоваться принятыми решениями. Глава Коминтерна принимает непосредственное участие в решении вопросов внутренней и внешней политики советского правительства. Остальные члены Политбюро принимают точно такое же участие в разрешении вопросов и задач, стоящих перед Коммунистическим Интернационалом. Факт неоспорим. Первый председатель Коминтерна Зиновьев был одновременно одним из активных руководителей Политбюро. Его преемник – Бухарин – не только входил в состав Политбюро, но одновременно являлся официальным идеологом российской коммунистической партии. И, наконец, ныне Молотов – новый руководитель Коминтерна – не только член Политбюро, но правая рука Сталина, диктатора России.
Нет поэтому ничего удивительного в том, что дипломатические и торговые представители советского правительства за границей выполняют поручения Коминтерна и зачастую руководят его пропагандой в странах, куда их пустили правительства, поверившие лицемерным заявлениям и обманным обещаниям Литвинова. Примеров этому я приводил достаточно.
Кусочек Коминтерна
В ожидании выезда за границу я ежедневно приходил в восточный сектор иностранного отдела ОГПУ, помещавшийся в комнате № 161 на четвертом этаже Лубянки № 2. Это была небольшая комната с одним окном, выходящим во внутренний двор. Из окна напротив виднелись тоже окна, которые, однако, были завешены высокими, смотрящими вверх, железными, окрашенными в серый цвет щитами. Щиты не позволяли видеть, кто и что скрывается за этими окнами, но мы знали, что это камеры внутренней тюрьмы ОГПУ, где содержались арестованные. Летом при открытом окне мы говорили очень громко, и, вероятно, арестованные слышали наши беседы, но это никого не беспокоило, ибо из внутренней тюрьмы ведь редко кто выходил на свободу.
В комнате стояли три стола и американское бюро. Народу же было больше, чем столов, ибо в этой комнате толпились, кроме постоянных сотрудников, и все резиденты, приехавшие с Востока в Москву. Стены были украшены подробными картами всего Востока. У окна на стене был прикреплен, как и в каждой комнате, внутренний телефон. Однажды, когда я, сидя на подоконнике, болтал с товарищами о разных пустяках, или, как выражались в этой комнате, мешал работать, раздался телефонный звонок. Я, находясь рядом с телефоном, взял трубку.
– Позовите к телефону товарища Агабекова, – услышал я ровный, немного усталый голос. Это был голос Трилиссера, или Старика, как все его звали за глаза. Этот голос был знаком всем работникам отдела.
– Я слушаю, Михаил Абрамович, – ответил я.
– А, это вы сами. Зайдите сейчас ко мне, – предложил он, и я услышал звук положенной трубки.
Я сейчас же, выйдя из комнаты, стал спускаться на третий этаж, где помещался Трилиссер, заместитель председателя ОГПУ.
Войдя в приемную, я поздоровался с секретарем зампреда Лебединским, здоровым латышом с тупым лицом, и, узнав у него, что у Трилиссера никого нет, открыл следующую дверь, отодвинул висевшую за ней тяжелую портьеру и очутился в кабинете Трилиссера. В громадной комнате, за большим письменным столом, спиной к окну сидел Трилиссер. Его небольшая, почти белая от седин голова, с коротко остриженными волосами, была наклонена над кучей бумаг, лежавших на столе. Просматривая их, он делал пометки карандашом. Направо от него стоял небольшой столик с несколькими телефонными аппаратами.
– А, здравствуйте, как поживаете? – поздоровался Трилиссер, подняв голову и протянув мне руку.
– Спасибо, – ответил я, бережно пожимая его маленькую, почти детскую руку.
– Садитесь, – предложил он и опять погрузился в чтение бумаг.
Я сел в одно из кресел и смотрел на своего шефа. Вот этот маленький, тщедушный человек облечен властью председателя ОГПУ. Он может приказать арестовать и расстрелять любого из нас, сотрудников. Он организовал разведку большевиков во всем мире и крепко держит в руках все нити этой организации. Вот он подписал сейчас какую-то телеграмму. Может быть, это приказ какому-нибудь из резидентов ликвидировать кого-нибудь или это распоряжение раскинуть сеть шпионажа в новой стране. По его телеграмме где-то далеко за границей резидент начинает бегать, подкупать людей, красть документы… Да я же сам по одному его приказу изъездил весь Афганистан верхом, вдоль и поперек; рискуя головой, пробирался к басмачам, к полудиким племенам. А вот сейчас! Кто знает, зачем он меня вызвал сюда? Да, велика власть и вместе с тем ответственность этого человека, думал я, разглядывая его. Но видя, как он медленно, спокойно просматривал бумаги, я также проникался спокойствием. По его манере аккуратно перелистывать бумаги или осторожно доносить пепел папиросы до пепельницы было видно, что Трилиссер по натуре очень осторожен и не сделает ни одного необдуманного шага. И невольно я проникался уважением и даже любовью к этому человеку, имевшему власть над сотнями, тысячами жизней и обращавшемуся бережно с данной ему властью и жизнями. Трилиссер был редкий тип среди вождей ОГПУ, состоящих в большинстве из садистов, пьяниц и прожженных авантюристов и убийц, как Ягода, Дерибас, Артузов и многие другие. Вот почему весь иностранный отдел любил его и называл Стариком и Батькой.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
