– Риша, если все будет хорошо, то через год мы будем улетать в Москву вместе. Я сделаю для этого всё, что зависит от меня. Я люблю тебя.
– А я люблю тебя.
Боже мой, я всё-таки это сказала… Никогда не забуду его глаза в эту минуту.
– Стёпа! Скорее! – Анна Васильевна звала Стёпу на регистрацию документов. Он потянул меня к стойке.
– Девушка, ваш паспорт давайте, – деловито бросила женщина в грязно-серой кофте, регистрировавшая пассажиров.
– Зачем, я же не лечу, – растерялась я.
– Ой, простите. Думала, вы все вместе, – усмехнулась та. Стёпа стиснул мою руку.
Чемоданы сданы, посадочные талоны получены. Стёпа с лёгким рюкзаком, его мама с маленькой сумочкой и папа с газетой под мышкой выстроились возле стеклянной двери в зону личного досмотра.
– Ну, Мариночка, до свидания. Я в августе прилечу на пару дней, к сестре, сразу тебе позвоню, – сказала Анна Васильевна, обнимая меня. Как она говорила! Так ласково, как будто я уже её невестка. – Давай пошепчемся две минутки. Мальчики, извините нас.
И мы отошли в сторону.
– Мариша, ты меня извини, я не хочу вмешиваться ни во что… Просто прошу. Ты Стёпку не обманывай. Если ты вдруг поймёшь, что тебе хорошо и без него, лучше скажи честно, ладно? Он не переживёт предательства.
– Анна Васильевна, я его очень люблю, – по моим щекам внезапно потекли слёзы. – Я обещаю вам, клянусь, что буду честной.
Мы вернулись к ожидавшим нас Стёпе и Сергею Викторовичу. К ним присоединился и Дима. Мужчины о чём-то оживлённо беседовали, и только Стёпа молчал, напряжённо глядя на меня.
Им пора было идти. Но я не могла отпустить его. Мне было физически больно расставаться. Мы снова обнялись и поцеловались таким печальным, долгим, тягучим поцелуем, что у меня закружилась голова. Кто-нибудь, скажите мне: зачем всё это? Почему надо расстаться на год, если единственное наше желание – прожить вместе целую жизнь? Я не понимаю, не понимаю…
Он ушёл за стеклянную дверь, а я смотрела, как Стёпа кладёт на ленту свой рюкзак и проходит в накопитель. Слёзы катились по щекам, но я не чувствовала их. Димка вывел меня во двор, посадил в машину, принёс воды. Мы молча сидели в машине ещё час или даже больше, и, когда я слышала шум двигателей взлетающих самолётов, моё сердце сжималось от тоски.
«Он улетел, но обещал вернуться…»[14]
Как это, оказывается, больно!
– Димка, Димка, ну почему?
– Так бывает, Риша, так бывает…
21 июня 2000 года
Стёпа звонил мне уже дважды. Я заметила, что, когда наш телефон принимает междугородний вызов, он звонит как-то по-особому, и сразу ясно – это издалека. Это мне. Это Стёпка…
Я не помню, о чём мы разговаривали. Хотя, нет, конечно, помню: что Стёпа с родителями пока остановились в пустующей квартире знакомых и ищут себе жильё, что Стёпа записался на подготовительные курсы в МГУ и что экзамены у него 15-го и 18-го июля… Но ведь мы каждый раз говорили почти по часу… О чём?
…Пытаюсь сосредоточиться на учебниках. Составила себе график подготовки к экзаменам, заверила у нотариуса копию аттестата, сфотографировалась на документы для института, получила в поликлинике справки. Так что два комплекта документов для двух вузов у меня готовы. Осталось только подать их и поступить.
А ещё забрала наконец в школе свою медаль. Она такая обыкновенная, как шоколадная медалька в жёлтой фольге, толстенькая, в красной бархатной коробочке. Почему-то я немного иначе её представляла.
Впрочем, полгода назад я вообще всё представляла себе не так.
22 июня 2000 года
Олег допытывается, почему я такая грустная. Все перерывы между занятиями на подготовительных курсах он травит байки, рассказывает анекдоты, собирая вокруг нас огромную толпу. Он нравится всем, я вижу, что многие девочки с завистью глядят на меня, думая, что раз мы сидим вместе, значит, Олег – мой парень. Ау меня просто нет ни сил, ни желания разубеждать их.
Вечером занимались у меня вместе с Олей. Её мама наняла репетитора по истории, а русский мы штудируем вдвоём. Оказалось, это очень удобно: после занятий на курсах я ещё раз повторяю материал. А ночами я всё так же перечитываю школьную программу по литературе.
Для себя я всё решила. Я должна поступить в оба вуза. Юрфак – дневное отделение, журфак – заочное. У меня есть год, чтобы понять, какая из двух выбранных профессий привлекает меня больше. Так что к следующему лету всё и решится. Как раз к Стёпиному приезду…
…Я скучаю, безумно скучаю по нему… Каждый день перебираю его открытки, подарки, записки. Мне стоит такого труда каждое утро собирать себя буквально по частям, чтобы поехать на курсы, отсидеть несколько часов в пыльной аудитории, а потом сесть дома за стол, заваленный книжками и конспектами. Думаю о Стёпе постоянно. Думаю… о том безумном утре. И мне даже кажется сейчас, что ничего не было. Ничего, кроме его безумно влюблённых глаз.
Да, я всё забывала написать об этом. Стёпа оставил мне подарок. Когда я приехала из аэропорта и стала доставать что-то из сумки, наткнулась на маленькую фиолетовую коробочку. Я крутила её в руках несколько минут. Открыла. В коробочке лежал кулончик из яшмы – половинка сердца. И записка: «Одна у тебя, одна у меня. У нас теперь одно сердце на двоих…»
24 июня 2000 года
Наташа уезжает через неделю. Сегодня она позвала нас с Олей прогуляться по городу. Мы втроём, не сговариваясь, прихватили фотоаппараты и сделали очень много снимков, стремясь запечатлеть Наташу на каждом углу. Ната прощалась с Сибирском. Это было очень заметно. Мы прошли практически через весь город пешком, с Центральной набережной до нашего микрорайона. Забрели в Парк культуры и прокатились там на колесе обозрения. Смеялись, шутили, болтали…
Наташа счастлива. Я впервые после всей этой эпопеи с Петровским вижу её такой – уверенной, спокойной, радостной. У неё снова горят глаза.
Вечером мы с Олей были в гостях у Наташи, её родители устраивали что-то вроде «проводин». Приходила ненадолго Аня с маленькой Асенькой. Малышка так изменилась за тот месяц, что мы её не видели! Взгляд более осмысленный и при этом более доверчивый… Конечно, я не могла не вспомнить, как Стёпка уверенно кормил кроху из бутылочки, и еле сдержала слёзы. Аня кивнула мне – поняла.
– Всё будет хорошо, Марина, – сказала она. – Стёпа любит тебя, а ты его. Вот увидишь, вы будете вместе.
Мы сидели у Наташи почти до одиннадцати вечера. Смотрели старые видеозаписи, вспоминали, фотографировались, играли в четыре руки на фортепиано. И, конечно, Наташа пела. Я впервые слышала романсы, которые она готовит для экзамена, и – честно – в очередной раз готова была плакать от восхищения её голосом, музыкальностью, нежностью. В Наташе как будто появилось что-то новое. Она не просто поёт, она «проживает» песню от первой до последней ноты, от первого до последнего слова. Я уверена, Ната будет очень хорошей певицей.
