Кто-то подошел сзади и взял под руку старшего лейтенанта Михайлову. Она резко освободилась. Подавляя раздражение, обернулась.
Перед ней стоял с развеселой улыбочкой Валентин Белкин. Как он называл сам себя, «ударник барабанно-палочного труда» был в длинном модном пальто песочного цвета и в кожаной кепочке. Галя от неожиданности ахнула:
— Валька! Откуда ты свалился, дружок?
— Привет, Тихоня! Ты на свободе? А то говорят… Я уж думал: заперли мою Галку за решетку и конец. Как ты вырвалась? — Белкин жарко поцеловал Галю в уголок рта.
— Доказала, что никакого отношения к Пигачеву и Стеценко не имею. — Девушка осторожно покашляла в кулачок. — Сначала не верили, но потом отпустили.
— Ну, повезло, Галка! Иди в церковь, ставь свечку.
— Да уже ставила. Целых пять штук.
— Слушай, надо отметить твое освобождение и нашу встречу. Пошли в кафе. Вон «Магнолия».
— Не хочется в кафе, Валя. Опять люди… Как-нибудь потом.
— Тогда ко мне. Сейчас куплю вина, пирожных и фруктов. Что ты вообще любишь?
— К тебе? — Галя подумала и неожиданно положила голову на плечо приятеля. — Пойдем. А из спиртного бери что хочешь, мне все сойдет. Ты по-прежнему в салоне? — спросила она осторожно.
— Избави бог! Пошло это жулье к чертовой теще! И старуха Ануш взбеленилась после полицейского наезда. Ко мне придираться стала ни с того ни с сего. Я ушел. Работаю теперь в другом месте. Где? Потом расскажу. Твоего поклонника-то Джорджа прилизанного взяли надолго. Лет через десять выйдет. Хотя… могут дать и пятнадцать. Говорят, и Фантомаса пузастого тоже ищут. Они вместе делишки прокручивали через аккордеон. Сначала запрягли бедную Зину, которая вообще куда-то исчезла. После Зины тебя.
Белкин купил бутыль шерри-бренди, рыхлых, медово-сладких бананов, красноватых апельсинов и небольшой торт.
Незаметно, с забавной болтовней и кокетством приехали в квартиру, которую Валентин снимал третий год у бывшей солистки Большого театра. Так же весело, с шуточками, поужинали.
— Хочешь, помогу раздеться? — спросил Белкин, торопливо освободившись от джинсов и синей полосатой рубашки.
Старший лейтенант Михайлова посмотрела на его мускулистое тело, сохранившее летний загар, что-то вспомнила и слегка покраснела.
— Не надо, — сказала она. — Только позвоню маме, чтобы не волновалась.
На следующее утро старший лейтенант чувствовала себя утомленной, как и в предыдущую ночевку у Белкина.
— Послезавтра я работаю с вечера, — объявил он при расставании. — Придешь, если будет время?
— Конечно, — усмехнулась Галя и подумала: «А если — нет, а если — срочный выезд… И вообще ты что-то скрытничаешь, Валюша… Почему?»
— Приходи на угол гастронома «Айленд». К одиннадцати часам. Жду пятнадцать минут, потом уйду готовиться. До встречи, Тихоня.
На другой день в назначенное время Галя приблизилась к небольшому зданию. Стены его пестрели вывесками модельных мастерских и магазинов, расположенных на двух этажах. Конечно, они были закрыты, но рядом, под ярким сиреневым фонарем стоял стенд. На его четырех углах попеременно вспыхивали и гасли бриллиантовые звездочки.
Кафе «5 ИСКУШЕНИЙ» работало с пятницы на субботу и с субботы на воскресенье в особом режиме. Остальные дни — просто кафе с разнообразным «молодежным» меню. В указанные ночи предлагалась секс-программа.
«Сегодня пятница, — вспомнила Галя. — Значит, Валентин выступает в секс-программе. Ну и жук… Хотя — его дело барабаны». На стенде прихотливо изогнувшимися буквами значилось: «Музыкальные номера. Мужской стриптиз, мистер Алекс. Шоу веселых толстушек. В заключение — развратный девичник».
Вход в кафе оказался за углом, в подвальном помещении. Напротив, двумя рядами, стояли автомобили приехавших к «ИСКУШЕНИЯМ». Света было мало. Неподвижные тени лежали на блестящих поверхностях. Галя почему-то задержала взгляд на одном из авто. Почудилось, что она уже видела его где-то. Цвет сейчас трудно было определить, стекла тонированные — ничего не разберешь. Столько событий произошло за последние недели, в том числе не исключающих интерес сыщика к автомобилям.
Галя помедлила, но не сумела найти в памяти что-либо определенное. Еще раз оглянулась, вздохнула и сошла в подвальчик.
Лестница круто падала в маленький вестибюль, там же были гардероб с туалетом. Под узорчатыми портьерами прятался вход в администрацию и служебные помещения. А с противоположной стороны из-за стеклянных панелей изливалась томная галлюциногенная музыка и угадывались силуэты посетителей. На стене фотоснимки показывали четырех весьма упитанных женщин. Они, по-видимому, озорно отплясывали, задирая толстые ноги, и представляли обозрению то, что прикрывали детские юбочки с кружевами. Под юбочками ничего надето не было. Галя фыркнула: невольно воссоздались знакомые картины барыбинского варьете.
Тут перед ней явился Белкин в своем обычном виде — джинсах и свитере.
— Так… — хитро сощурила глаза девушка. — В сексуальных программах участвуете, господин Белкин?
— Извини, что не встретил. — Валентин явно волновался, взгляд его беспокойно скользнул сверху донизу Галиной фигуры и скачками заметался по сторонам. — Выглядишь потрясающе. Жаль, мне надо работать. Хорошо бы посидеть с тобой за столом. Кстати, все оплачено. Ни о чем не думай. Раздевайся, садись за тот, с самого края.
— Валя, возьми этот телефон, — неожиданно сказала старший лейтенант Михайлова, доставая из сумочки лоскуток бумаги с номером мобильника Сидорина. — Если что — позвони и объясни ситуацию.
— Да что с тобой! Ты сегодня какая-то странная… Заболела, что ли? — удивился Белкин и побледнел. — Плохо себя чувствуешь?
— В общем, обещай позвонить. Да, чувствую что-то не очень…
— Ну, хорошо, — пожимая плечами, пообещал Валентин, — обязательно позвоню. Сиди, я в следующем перерыве подойду.
Белкин исчез. К Гале подбежала женщина лет тридцати с льстивым потасканным лицом. Взгляд близорукий, фальшивый, мелкие черты слегка перекошены.
— Давайте дубленочку. Ваш жетончик. Проходите, пожалуйста, столик заказан. Знаете?
В представлении наступил антракт. Дали больше света над столиками.
Галя присела у стены. В середине ее стола был букет хризантем, три непочатые бутылки, ваза с пирожными.
Публика собралась примерно одинакового возраста и пошиба. У сильно накрашенных девиц поблескивали колечки в ноздре. Некоторые имели золоченые капельки, вживленные в щеку, подбородок, а то и во лбу. Серьги предпочитались гигантские: обручи, как у африканских племен, цыганские подвески до плеч, цветы, звезды и даже свастики. Серьгу в ухе носили и некоторые кавалеры. На их головах преобладал фиолетовый хохол либо череп был обрит. Женский пол обладал распущенными космами отчаянно перекрашенных волос, а те особы, что обнажали свои юные животы, демонстрировали вживленные под пупком колечки. Бросалась в глаза изощренная татуировка на обнаженных плечах и спинах.
