— Дальше? Не знаю.
— Отличный ответ двоечника, — бросила Тамара Игнатьевна. — Но всегда найдется тот, кто решит за него задачу или даст списать решение. Замечала?
— Ага, — кивнула Гутя. — Дашь списать? — Она перестала крутить головой и умоляюще посмотрела на бабушку.
— Я бы, может, и дала, дорогая моя. Но признаюсь, не стану лукавить, сама ни разу такую задачу не решила правильно. — Она махнула рукой. — Умывайся и пошли. Поздний ужин готов, — чуть манерно сообщила она.
— А Петруша? Он что…
— Он как обычно. В постели… с Тимошей. Ведь уже девять.
Гутя кивнула, пошла в ванную, там зашумела вода.
Тамара Игнатьевна искала слова, которые могли бы сообщить внучке истинный смысл того, что сама бабушка уже постигла. Но она знала слишком хорошо: каждый воспринимает суть произнесенного другим человеком по-своему. Вот если бы в цепочке букв, составляющих слово, был сок, как в апельсине, состоящем из долек, — сейчас Тамара Игнатьевна крутила половинку плода на ребристом конусе ручной соковыжималки, чтобы не будить Петрушу воем электрической, то наверняка нацедила бы Гуте полстакана сока живых слов.
Наконец Гутя села напротив Тамары Игнатьевны и посмотрела ей в глаза.
— Я влюбилась, — выдохнула она. — Нет, не так, я втрескалась.
— Сильно сказано. — Тамара Игнатьевна шумно втянула воздух. — Какое смачное слово. Между прочим, от него, я чувствую, брызжет сок жизни. — Она улыбнулась.
— Так и есть.
— Ты с ним… видишься? — спросила Тамара Игнатьевна.
— Д-да…
Бабушка откинулась на спинку стула и уставилась на Гутю:
— Кое-что ты позаимствовала у своего мужа. Смелость в принятии решений.
Гутя опустила глаза:
— Я… я никогда не чувствовала себя так свободно и уверенно даже с Сергеем. С ним я все время жила в напряжении, словно ждала — что-то случится… С ним, со мной, с нами…
— Понимаю. Но с тех пор ты сама изменилась, Августа.
— Да не слишком. — Она покачала головой. — Но рядом с этим мужчиной, с самого первого раза, с первой встречи я чувствую себя так, словно он встает между мной и… остальным миром.
— Разве с Сергеем ты не чувствовала защищенности?
— С ним по-другому. Он… он придерживал мир, чтобы тот не задавил меня…
— Интересно. — Тамара Игнатьевна кивнула. — А этот опасается, что ты сама задавишь мир? А его задушишь в объятиях?
— Ты смеешься. — Гутя потянулась к стакану с желтым соком, на поверхности плавали хлопья мякоти.
— Нет, ничуть. Так кто он?
— Я ничего не знаю, кроме имени и фамилии. И что у него есть провайдерская фирма, жена, двое детей.
— Ого, богатый друг, — покачала головой Тамара Игнатьевна.
— Он… нашел меня на дороге, — сказала Гутя.
— На дороге? Что ты там делала?
Гутя засмеялась, внезапно услышав, как звучит со стороны то, что она сказала.
— Тамара Игнатьевна, я не валялась в канаве, у меня не спустило колесо, меня не спихнул грузовик с нашего прекрасного автобана.
— Уже хорошо, — подала голос Тамара Игнатьевна.
— Он ждал меня возле магазина в деревне Татьяны Федоровны. Он… можно сказать, отконвоировал меня к придорожному кафе и усадил за столик.
— Откуда он взялся в тех местах? По-моему, Интернет туда еще не дотянули.
— Он возвращался с охоты на зайцев. Предлагал мне одного, но я не взяла. — Она поморщилась.
— Почему?
— Мне его жалко, — сказала Гутя.
— Как интересно. В последнее время с нами что-то происходит — живая природа просто вторгается в нашу жизнь. Хомяк уже поселился, теперь ведем речь о заячьей угрозе. — Гутя пожала плечами. — Так значит, он искал тебя? А на тебя его навела твоя слава?
— Да, слава. Ему рассказали обо мне в деревне, где он охотился. Представляешь?
— Он попался в твои сети. Точнее, сетевого маркетинга, — усмехнулась Тамара Игнатьевна. — Хорошо, надо узнать о нем все, что можно.
— Начать охоту и на него тоже?
— А почему бы нет? Я поняла, что партнеров надо узнавать заранее и как следует.
Гутя усмехнулась и промолчала.
— Хочешь посмотреть, как мы подготовились к расставанию с Тимошей? — спросила Тамара Игнатьевна, ее лицо тотчас подтянулось, словно в овал подкачали сильнодействующего омолаживающего средства.
— Хочу.
— Пойдем ко мне в комнату, — позвала она и встала.
Гутя прошла за ней следом.
— Вот. — Тамара Игнатьевна указала на стол, на нем лежал картон с рисунком.
— Это… нарисовал Петруша? — изумилась Гутя.
— Ах, как бы я хотела порадовать тебя, потешить твою материнскую гордость, — усмехнулась бабушка. — Но это моя работа.
— Но ты никогда не рисовала…
— Творческие способности не дают о себе знать до тех пор, пока их не разбудят.
— Твои — разбудили? Что или кто тому причина? — с любопытством спросила Гутя.
— Предчувствие. Вот что.
— Чего предчувствие? — пробормотала Гутя, не отрываясь от рисунка.
— Не зна-аешь, — протянула бабушка. — Предчувствие расставания с Тимошей.
Гутя засмеялась:
— Вот это любовь, понимаю. Но… — Она сощурилась. — Это же акварель!
— Конечно. Я бы попробовала маслом, но оно стоит слишком дорого.
Гутя удивилась:
— Я знаю, что акварелью работать труднее, чем маслом. Сергей пытался, я помню. Ты у нас настоящий художник-примитивист.
— Ты так думаешь? Понравится мой подарок Петруше?
— Потрясающий утешительный приз. Конечно.
Гутя почувствовала, как странное успокоение охватывает ее, ноги становятся ватными, а глаза закрываются. Если бы не это, она, может быть, рассказала бы Тамаре Игнатьевне, что случилось дальше, в домике на заимке…
— Знаешь, иди-ка ты спать, — посоветовала Тамара Игнатьевна.
Гутя поцеловала бабушку в щеку и шумно втянула воздух:
— Как ты хорошо пахнешь, — сказала она. — Смородиной… Как… — Она не договорила. Смородиной пахло в домике на заимке. Сухие веточки стояли в банке на полке. Наверное, их добавляют в чай…
Тамара Игнатьевна, отстраняясь от внучки, неожиданно спросила:
— Ты знаешь, как определить, твой это человек или нет?
— Ну и как? — Гутя быстро вздернула подбородок.
— Спроси себя, ты вышла бы за него замуж немедленно? Отвечай не думая.
