— Так значит, я могу уехать? И ты не будешь преследовать меня?
— Нет. Можешь уехать прямо сейчас. Машина и охрана — в твоем полном распоряжении. Можешь… Только лучше останься. Я не буду досаждать тебе. Пока не понадоблюсь — даже не появлюсь. Договорились?
* * *
На следующее утро, взволнованный, Алексей звонил Генриху.
— Прямо сейчас поезжай к нам домой, узнай, что с Владой. Она ночным рейсом вылетела в Москву. Я уточнил. Но не могу до нее дозвониться… Телефон, что ли, не работает. В общем, постарайся убедить, что я… Как нибудь успокой ее. Скажи, что я все объясню, как приеду. Сейчас прямо езжай и все ей… О, Господи! Что-нибудь сделай, Геник! И сразу мне позвони. Я буду ждать.
* * *
Сразу после того, как следователь поставил последнюю точку в многостраничном деле, его фабульная часть была конфиденциально передана Эльдару. А Элик, даже не открывая, переправил Дикому.
И теперь Рудик знакомился с дотошным трудом бригады Хамзина, пытаясь найти обоснования для дальнейшей задержки Лекса в Женеве. Ситуация, при которой Алексей не мог лично участвовать в делах, а руководил операциями через посредство Генриха и Дикого, вполне устраивала Рудика. Теперь от прибылей он имел не слепую «дольку», а солидный куш. Прежде хитроумные комбинации Лекса проводились мимо глаз Дикого. Теперь же стали прозрачными для него. Понятно, что возвращение Бравина на «кухню» было очень нежелательным. Досадуя на негибкость своего мышления, Дикий вчитывался в холодные строки протоколов, актов, свидетельских показаний.
* * *
Со стороны Хамзин Рашит Валитович казался утомленным жизнью стариком. Бесцветные, старчески слезящиеся глаза, пастозное лицо, свесившаяся на плечо голова, шаркающая, обреченная походка. Но так выглядел гражданин Хамзин. Дядя Рашит. А когда он получал задание — вмиг преображался. В глазах появлялся азарт, огонь, они почему-то уже не слезились. Оживлялись краски лица, твердой становилась походка. Как на компьютерной графике, безжизненная маска вдруг одушевлялась. Только голова оставалась свесившейся на правое плечо — результат давнего ранения. И Хамзин с наклоненной головой очень напоминал птицу. Потому и прозвали его коллеги «Скворцом».
Аккуратно, в присутствии понятых и следователя Попова — одного из участников предшествующего следствия, Хамзин снял бумажную опечатку с замка и уложил в пластиковый пакет. Вошли внутрь, держась стены, чтобы не прибавлять работу экспертам.
— Зачем все это? — угрюмо спросил Попов. — Все прежние следы уже стерты. Мы же здесь столько ходили, топтали…
Вроде бы соглашаясь, Хамзин покивал головой и легонько подтянул следователя к стене: в ажиотаже тот вышел за условную линию.
После того как криминалисты проделали требуемую работу со следами, отпечатками ног и рук, Скворец, заглянув в блокнотик, приказал:
— Ищите пыж от патрона. Он должен быть здесь. Что-то в материалах дела пыж не фигурировал.
— Так преступник забрал! Чего ради он будет оставлять улики? — отстаивал свою правоту Попов.
— Да, конечно, — кивнул Хамзин. И ассистентам: — Ищите пыж.
Минут через десять один из ассистентов, держа пинцетом, поднес к сидящему в углу Хамзину картонный пыж: хорошо сохранившийся, с индивидуальными признаками.
— Теперь найдите патроны гражданина Бравина.
Патроны были найдены и тоже опущены в бездонную сумку Скворца…
Миллиметр за миллиметром, квадрат за квадратом обследовали методичные помощники Хамзина. Это были его птенцы, его скворчата. Как и шеф, они не упускали ни одной мелочи, ни одной детальки.
Изъятые предметы были переданы в центральную лабораторию. Не всем экспертам доверял сварливый Скворец. У него были постоянно работавшие с ним спецы. Через двенадцать часов он получил заключение по контрольке.
«Лента была приклеена двумя видами клея ПВА. Причем левая сторона клеилась дважды. Возможные причины: 1) некачественное склеивание — хотя, при равном количестве, правая сторона не отклеилась, 2) вторично использовался клей иной консистенции: кончился в тюбике или пошла гуща, 3) кто-то отклеивал и заново наклеил левую сторону, хотя обязательных в таких случаях нарушений структуры бумаги не обнаружено».
Хамзин вздохнул, сделал пометку в блокнотике и взял второй лист.
«Картонный кружочек при обследовании оказался ружейным пыжом для патрона калибра 16 мм. Самодельного изготовления, сделан специальным пробойником. Характерные особенности: по фактуре картона, структуре, компонентности можно утверждать, что это финский картон. По фрагментам сохранившегося на пыже текста можно утверждать, что пыж изготовлен из картонной коробки с гуманитарной помощью. Такие коробки в декабре прошлого года были розданы всем участковым Татарстана. В них финские коллеги дарили поясные сумки с предметами служебного обихода».
Снова вздохнул Хамзин, отпил чай из крошечной пиалы и снова сделал пометки. С неспешным усердием черепахи он одолевал барьер за барьером в этом затоптанном разухабистыми предшественниками деле.
Вызвал следователя Попова. Тот сел и уставился на Хамзина:
— Ну что еще вам понадобилось? — посмотрел на часы.
Хамзин мягко улыбнулся: извинился вроде за то, что по пустякам вынужден отвлекать занятого человека. Свесившаяся на плечо голова делала его похожим на зачарованного слушателя. Но это впечатление немедленно разрушал взгляд: пронзительный, без тени сентиментов.
— Вот экспертиза патрона: на гильзе совершенно отсутствуют пальцевые отпечатки. Стерты. Не странно?
— Не странно! — запальчиво ответил Попов. — Что удивительного, если преступник стирает следы?
Голова Скворца оторвалась от належенного плеча, чтобы сделать несколько согласных кивков:
— Действительно. Чаще всего преступник стирает уличающие его следы. Вот и теперь стер. Он, преступник этот, о-о-очень предусмотрительный. На патроне роковом следы стер, а на втором — забыл. И на ружье оставил массу пальчиков! Странная избирательность…
Попов нервно пошевелил плечами. Всем своим видом давал понять, что за хитрости и изощренные козни преступника отвечать не намерен.
Скептически улыбнулся Хамзин. Прекрасно понимал, что беспечность следствия была умышленной. Вздохнув, отпустил Попова. До поры.
Следующим по плану был участковый Сакин. Накануне Хамзин послал запрос в МВД республики на лиц, получивших гуманитарные наборы от финнов. Его интересовал только Сакин, но, верный своим принципам, он не указал конкретной фамилии, чтобы случайно не бросить тени на возможно безвинного. Презумпция невиновности! Сакин оказался в списке двести восемнадцатым по счету. Хамзин вызвал его на допрос, а в это время «скворчата» проводили в доме участкового обыск: с понятыми, с работником прокуратуры, — корректно и обстоятельно.
— Скажите, гражданин Сакин, — Хамзин невыразительно смотрел на участкового, — получали вы в канун Нового года пакет: так называемую «сумку участкового»?
