— Многим мы нужны сегодня, Михалыч, — вот поэтому у меня есть добрые благодетели и там! — Варяг ткнул пальцем куда-то в сторону — в направлении Садового кольца. — А что касается того, будто я с зоны в побег ушел, будто я сержанта-охранника прирезал или начальника лагеря замочил — так ведь этого не было. — Варяг усмехнулся. — То есть это, может, и было — но не со мной. Знаешь старую советскую поговорку, Михалыч: без бумажки ты — какашка, а с бумажкой…
Так вот, в моем досье, что пылится в толстом эмвэдэшном сейфе, нет никаких таких бумажек — ни о неснятой судимости, ни об убийстве, ни о побеге… Ничего нет! Я кругом чистый!
Михалыч недоуменно покачал седой головой:
— Так ведь о тебе, Владик, все газеты наперебой трубили…
— Да ты их больше читай, старик! — от души расхохотался Варяг. — Они за жирную подмазку из любого народного певца сделают прожженного пахана! Мало ли что газеты писали — пусть докажут! Нету никаких документов — ни протоколов допроса, ни постановления об аресте! Все подчистил генерал Артамонов, царствие ему небесное! — Последние слова Варяг произнес без смеха, на полном серьезе. Он встал, давая понять, что беседа подошла к концу. — И спасибо, Михалыч за поддержку!
— Ты о чем? — не понял старик.
— О Бароне. Ты правильно решил своего человека в Питер послать. Этот флот нам самим надо окучивать. Не хрена Барону туда свои жирные лапы тянуть. Да и к Барону у меня особого доверия нет.
Михалыч устало прикрыл веки.
— Да нет, он парень вроде честный. Вот только все под себя норовит подгрести — это нехорошо. Но ведь он же не нашей косточки, он из новых, они все сейчас такие…
— Так ведь и я из новых! — улыбнулся Варяг.
— Ты — другое дело, Владик, — сурово возразил Михалыч. — Тебя Егор Нестеренко воспитал. А это школа! — И, посмотрев на него, старик добавил:
— Так что ты хотел мне рассказать? Наезжают на тебя?
Варяг помрачнел и снова сел. Теперь разговор пошел серьезный, — Наезжают, Михалыч. И понять не могу, откуда ветер дует.
— Может, пора Сержанта вызывать? Чего зря рисковать головой? — с искренним сочувствием произнес Михалыч. — За Сержантом ты будешь как за кремлевской стеной. Варяг чуть заметно кивнул.
— Может, и пора, — задумчиво произнес он и быстро добавил, словно невпопад:
— Ты ничего не слыхал про молодого сибирского вора по кличке Колян?
Михалыч покачал головой:
— А что? Помочь надо?
— Нет, ничего. Я сам разберусь. Ты лучше займись тем, о чем Филат просил.
* * *
На другом конце провода раздался глухой бас:
— Слушаю.
— Привет! Михалыч тебя тревожит. Чем занят?
— Очень важным делом. — Голос собеседника начал приобретать теплую тональность. — Раскрашиваем с внучкой картинки. Хочу тебе заметить, очень непростое занятие. Не доводилось заниматься подобным?
— Пока нет.
— В свое время я упустил такую возможность. Вот теперь приходится наверстывать упущенное.
— Очень неудобно отрывать тебя от такого важного занятия, генерал, но мне нужно переговорить с тобой. Дело очень срочное.
— Где будем говорить?
— На старом месте. Я пошлю за тобой машину… Скажем, часа в два.
Устроит?
— Вполне. Высылай своих орлов.
— Договорились!
Этим «старым местом» был Тверской бульвар. Самый центр Москвы.
Любимейшее место всех москвичей-сторожилов. Здесь, под тенью древних лип, можно было неторопливо выкурить пару сигарет, наблюдая за новыми москвичами и москвичками, неистово возвещавшими о себе из разноцветных колясок. Приятно было тут, устроившись на скамейке в тени деревьев, попить пивка, глядючи на проплывающие в вышине белесые клочковатые облака.
Тверской бульвар издревле был знаменит. Уже чуть ли не двести лет он был излюбленным пятачком отдыха и почти домашнего уюта, который может дать только покой и тишина в центре суетливого, шумного мегаполиса. В прошлом веке сюда стекалась едва ли не вся московская знать, чтобы повидать старых друзей и поделиться новостями. Впрочем, тусовался здесь разный од: отпрыски разночинцев, и дворян, и конечно же купцов. Последние выглядели настоящими барами! Им хотелось пустить пыль в глаза слушательницам бесстужевских курсов, и отпрыски миллионщиков старались показать, что чувствуют себя на Тверском бульваре так же свободно, как титулярные советники в приемной генерал-губернатора. Кавалеры расхаживали с дамами под руку и чинно раскланивались со знакомыми. Даже приезжие спешили заскочить в тенистый оазис, прозванный Тверским бульваром, и хотя бы ненадолго окунуться в атмосферу столичной неги. По мостовым лихо летали пролетки с отважными седоками, норовили удивить незрелых барышень под зонтиками. Каждый из них желал казаться богачом и, когда расплачивался с кучером гривенниками, заявлял:
— Это тебе на чай, голубчик, — купишь детишкам пряничков.
И кучер, с самым серьезным видом глядя в прыщавое лицо юнца, охотно принимал предложенную игру и весело отзывался: «Благодарствую, барин».
Любил Тверской бульвар и этот старик. Прохожие, посматривая на пожилого мужчину, вряд ли предполагали, кто он такой. В его седой голове, как в несгораемом сейфе, хранилось немало государственных секретов, среди которых отправка шпионов в республики бывшего Советского Союза казалась невинным баловством. Именно с его ведома и при его личном участии в кабинетах вице-премьеров ставились сверхчувствительные «жучки». Он был в курсе многих тайн личной жизни министров и депутатов Госдумы и однажды шутки ради посчитал, что если бы он продал на Запад все секреты, которыми владел, то сделался бы самым богатым человеком в России. Отставной генерал ФСБ Герасим Герасимович Львов знал совершенно точно, какие беседы ведут высшие госчиновники у себя на дачах, на кухнях и в супружеских постелях. Часто на подобные «подвиги» генерала подвигало исключительно любопытство. Он осознавал, что обладает едва ли не абсолютной властью и стоит ему только пожелать, как принципиальный или несгибаемый государственный муж может превратиться в зловонную кучку навоза.
Влияние возглавляемой им «спецгруппы связи» усилилось в нынешнее неспокойное время, когда на кремлевский Олимп норовили взобраться выскочки из провинции. У большинства от таких альпинистских подвигов начинала кружиться голова, и новоявленные вожди, едва постояв на самом верху, падали вниз, ломая себе хребты…
Михалыч редко покидал свой особняк. Скорее всего, он стал домоседом поневоле, из-за нелюбви ко всяким малоприятным сюрпризам вроде автоматной очереди по стеклам автомобиля или встречи с отвязанными омоновцами. А потому каждый выезд в город он готовил очень обстоятельно и отправлялся на место встречи только в том случае, если был уверен, что не напорется на мину, а в лощине у МКАД его «мерседес» не будет терпеливо дожидаться скучающий мальчик с оттопыренным карманом, где спрятан крупнокалиберный «кольт». При встречах с генералом Львовым на Тверском бульваре все соседние лавочки обычно оккупировали люди Михалыча; на входе и выходе дежурили по два человека. Телохранители ничем не отличались от прочих гуляющих — вот только если повнимательнее всмотреться в их лица, то сразу можно было заметить особенный взгляд: парни не упускали из вида даже детишек, семенящих мимо, и в случае необходимости готовы были открыть пальбу похлеще, чем на полковом стрельбище.
