— На что похожа восьмёрка? И поехало. И понеслось…
— Я точно знаю, на что! — закричал наконец толстячок, с двумя круглыми щеками, восьмёркой обвисшими по краям его носа. — Точно!
— На что?! — остолбенели все.
— На мою «восьмёрку»!
Все ещё раз остолбенели. И уже надолго. Это был просто удар. Поддых! Это была высшая математика… и даже секретный математик развёл руками. Даже мои немцы благоговейно закивали: «йа! йа! йа!», будто они могли соображать что-то в этой жизни со своим Белобокиным.
Остолбенение нарушил мрачный субъект с зелёным, желчным лицом юного и неудачливого критика Абрахама Карбидмана. Это был не он. Я сразу распознал…
— Восьмёркой висит надо мной петля моя, — несуетно поведал он, — два круга, два оборота, один над другим — вокруг люстры и вокруг шеи… вот вам и вся бесконечность со скрипкой и велосипедом… Семь раз вешался… не везло… На восьмой, уж точно, не оплошаю!
— Почему? — зачарованно спросила скрипачка.
— Мой знак осьминог! — замогильно отозвался зелёный. Все в ужасе задрали головы вверх, будто уже теперь могли видеть того чудовищного спрута, что обволакивал своими щупальцами наш дутый земной шарик… Потом разом осуждающе уставились на меня, будто это я был виноват в несуразной и гибельной восьмеричности бытия.
Лже-Карбидман ушёл. Оставляя за собой шлейф тлена и смерти. Вслед за ним сомнамбулами начали расползаться остальные… Лишь один превозмог липкое оцепенение…
— Тогда и вешайся на восьмое марта! — крикнул в согбенную спину висельника весёлый гитарист. — Во жене-то подарок будет… хе-хе!
И долго ещё под сводами восьмого павильона звучали раскаты этого пророческого и доброго смеха!
Брошенный всеми, я сидел, допивал холодный кофеёк, хорошо ещё, что взял «гроссе», а не «кляйне». И думал, кто же из нас изо всех ненормальный. Я бы ни за что не поехал на эту несусветную выставку… но тут ждали на закрытие Горбатого Херра. Восемь Кешиных пацанов с восемью пулемётами, замаскированные под восемь ярмарочных транспарантов лежали, сидели и стояли вокруг столиков «литературного кафе», им предстояла великая миссия… но увы!
Интриган был не из тех, кто сам лезет в капкан. Мы имели дело со старым и хитрым лисом, который чуял нас за восемь вёрст… иногда я даже думал, что он на самом деле продал душу дьяволу и дьявол помогает ему. Дьявол, блин… нашёл кому помогать! Чёрный человек.
Ну, да ладно…
На восемь бед один ответ — у нас есть тоже Бафомет.
В умной стране Россиянии было сто восемьдесят миллионов россиянцев. Шестьдесят миллионов из них были наркоманами (сто пятьдесят алкоголиками). Перепутин глядел и умилялся. Всего за два года он втрое повысил заветную цифру… Он ожидал за усердие и рвение награды, хотя бы орден какого-нибудь гроба или хоть подвязку… Но мировое сообщество не понимало его рвения и требовало, чтобы на игле сидело двести семьдесят миллионов россиянских россиян. Заокеания вложила в афга-ноталибанские маковые плантации килотонны баксов, держала для их охраны и выращивания полумиллиардный ограниченный контингент! а поганые никому не нужные россиянцы не садились поголовно на иглу! хотя железная леди Тэргарит Мэтчер ясно сказала, что «русских хватит и семнадцать тысяч», а остальные никому и на хер не нужны! сука-Россияния и суки-русские создавали всему свободному миру массу проблем! какие тут на хрен ордена! от Капутинга ждали конкретных действий!
А он был заботливым отцом нации.
И усердным садовником
Ведь в умной стране Россиянии было сто миллионов лиц мигрантской национальности. Сам генеральный га-рантмейстер Перепут-Капутинский однажды в генеральном послании к нации объявил, что именно таковыми лицами он будет замещать естественную убыль россиянско-го народонаселения (то есть самой этой нации). Шибко умная нация бурно рукоплескала мудрому решению заботливого президент-гауляйтера и отца-огородника.
И тот как усердный садовник, пекущийся о благе, брал в натруженные посланиями руки топоры, пилы, кувалды и начинал пилить, резать, долбить и крушить подсыхающие ветви и корни северной россиянской сосны-нации, отсекать больное, ненужное, недужное да и все прочее, что под руку подвернётся… Потом он набирал полные карманы гвоздей, болтов и шурупов… И начинал заботливо прибивать, ввинчивать и пришурупливать к остаткам соснового ствола ветки и корешки баобабов, лавров, саксаулов, анчаров, мандрагор, карликовых секвой и исполинских сельдереев… Получалось новаторски, реформаторски и экуменистично.
Перепутин отходил в сторону, потирал натруженные ладоши и радовался. Ненавистная всем Урус-Россияния постепенно превращалась в сладкую как персик, золото-зубую Апхган-Азэбарджанийскую Ордухерию Джамахи-рийского Намаза.
Главные россиянские академики россиянского языка Нурбатый Франкельмон и Йоханаан Тимурмамаев готовили проект перехода нецивилизованной россияиской кириллицы в цивилизованную ивритолатыницу арабо-готической вязи с постепенным изъятием шовинистических россиянских корней, приставок, окончаний, существительных, прилагательных, глаголов и заменой их на демократический и прогрессивный общеевропейский инглиш-фор-туземиш.
Народы мира просто рукоплескали освобождению этой несносной Россиянии от тоталитарного ига россиянских языков и наречий!
Перепутинг прижимал руки к сердцу, раскланивался на все стороны. Счастье переполняло его большое демократическое сердце. Он со слезами на глазах заверял общественность, что если какой-нибудь фашиствующий скинхед ещё хоть раз скажет вместо «саммит» фашиствующее ру-сопятско-квасное словечко «встреча» или вместо демократического «боулинг» имперско-нацистское «кегли», то все международные антитеррористические силы будут немедленно брошены на подавление этого очага международного русского фашизма!
Прогрессивная общественность просто рукоплескала душке Перепутингу.
Всё путём! — орали голубые мальчики и розовые девочки. Им нравилось жить в молодой Россиянии. — Путём!
Какие-то красно-коричневые шовинисты ещё продолжали думать по-гоголевски, что, дескать, Пушкин это наше всё.
На подлинные прогрессисты знали точно:
Перепутин — это наше всё!
Правда, один оголтелый человеконенавистник вкладывал в это «всё» совсем другой смысл.[44]Но его никто не слушал и не слышал. Многомиллионные толпы народонаселения бродили по россиянским пустыням с красивыми транспарантами и дружно скандировали:
— Перепутин — это наше всё!!!
А ещё Вольдемар Перекапутин был бригадным ефрейтором в в армии Хаттаба ибн Басая ибн Масхада.
В своем государствии он был Главноприказывающим Командармием и Генеральным Генераллисимусом. Но это было ничто в сравнении с честью, оказанной ему самим неуловимым Хаттабом. Этот неуловимый ибн Басай имел свою долю в госбизнесе Россиянии. Короче, он был уважаемым человеком, почти что сенатором, а может, даже и повыше самого президентия. И потому его, конечно, никто и не ловил. Хотя им время от времени пугали простоватых россиянцев. Хаттаба ибн Басая ибн Масхада охраняли и берегли пуще зеницы ока все спецслужбы Россиянии, чтобы, упаси Аллах, какой-нибудь бестолковый русский солдат-гяур случайно не пристрелил бы уважаемого человека или не взял бы его в плен. Ещё для этого в Чеченегию, где проходила массовая операция по ликвидации россиянской армии, время от времени — почитай каждый час — засылали дивизии прокуроров проводить зачистки в армейских частях. Поговаривают, что этими зачистками руководил сам Хаттаб и дикторы телеканала КВНТВ, которые были бригадными бригадирами непобедимой армии Хаттаба.
