Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
— Подумай, что стряслось, Наталья! Вдругорядь — переворот. Немцы возле трона переругались!.. Государыня думала, раз у них «орднунг», так и у нас сделают они «орднунг», а что вышло? Миних против Бирона пошёл! Власть не поделили.
— Что сделалось, не пойму я тебя, Варя, — спокойно, даже равнодушно заметила Наталья.
— Да то, что Миних год назад уговорил Анну Леопольдовну взять власть… Ты знаешь, она добра и бесхарактерна, уговорить её — самую малость надобно. Уговорил Миних — и стала та правительницей… Взял восемьдесят гвардейцев, адъютанта своего Манштейна и посреди ночи нагрянул в Летний дворец, к Бирону. Руки шарфом ему связали и чуть не голого увезли на гауптвахту — вот каков молодец Миних!.. Бироншу какой-то солдат взял в охапку, понёс, а куда девать — не знает, и бросил на снег!.. А через два дня манифест от имени малолетнего императора, так, мол, и так, объявляю свою мать правительницей, Миниха — первым министром, а Головкина — вице-канцлером.
Наталье Борисовне вроде бы радоваться, но ей не по себе.
— А нынче, подумай-ка, Натальюшка, — опять переворот, только теперь императрицей будет красавица Елизавета! И велено тебе и мне явиться днями в Перово, на приём к императрице. Ой, батюшки, что-то будет? Отпустят меня наконец из фрейлин! — ну-ка, десять лет служила Анне да Биронам! И поженимся наконец мы с твоим братцем Петрушей!..
РАУГ У ЕЛИЗАВЕТЫ
Собрание вельмож, сановников и генералов, их важных жён, наряженных в заморские наряды, блеск эполет и золота, бриллиантовых серёжек и жемчугов. Всех затмевает, конечно, императрица. Платье из голубого муарового шёлка, французские кружева обнимают руки и плечи, волосы, белые, пышные — не надо парика — спускаются длинными локонами. Лучезарно улыбаясь, подошла к Шереметевым:
— Каково здравие твоё, Пётр Борисович?.. Наталья Борисовна, любезная страдалица моя, каково поживаешь, что сыны твои?
Много можно бы рассказать про сыновей, только на светские вопросы всерьёз не отвечают.
— Благодарствую, Ваше Величество, — кланяется Наталья на модный французский манер.
— Будет, будет тебе церемонии разводить, — остановила её царица. — Я чаю, ты уже позабыла этикеты дворцовые, а новые — где тебе знать? Не видала, не видала я тебя в Петербурге на балах — ну как, теперь авось в Москве развеселишься?..
Она стояла так близко, насколько позволял широкий кринолин. Перед Натальей были тёмные, с чуть припухшими веками глаза, лицо без единой морщинки, кожа поразительной белизны, сочный румянец и — ласковая улыбка.
Елизавета во всём старалась походить на своего отца, она сама не чинясь подходила к гостям, расспрашивала со вниманием, однако делала всё это по-женски беспечно, уходила иной раз, не дослушав ответ. Как и отец, была весьма подвижна, быстро переходила из комнаты в комнату. В одной стояли столики с шашками и шахматами, в другой — и там было особенно людно — играли в карты, в том числе в новую игру — макао, даже детям выделено место в доме. А главная зала отдана столовой, и там уже накрывали столы. Императрица скрылась из глаз.
К Наташе подошла Черкасская и шёпотом проговорила:
— Прибыла наша гордячка… Екатерина Долгорукая, вернулась. Вон она! — Варя кивнула. — Никак, жениха уже себе нашла. Кажись — Брюс.
— Что ты, Варварушка, да он же, наверно, совсем старик. Какой жених?.. Помнишь, как он гадал нам в Летнем саду? А ведь сбылись его гаданья…
— Ха-ха-ха! — залилась Варвара. — Ты совсем отстала от столичной жизни. Яков Вилимович, должно, уж лет пять как помер. Ой! И такое про него говорили! — Варя перешла на шёпот. — Будто голова его исчезла после похорон!.. Нет, Наташа, старый Брюс ни при чём, но у него есть племянник, Александр его имя, красоты великой молодой человек… — Варя присела, помолчала: — Только знаешь что? Красота у него какая-то… зловещая, вроде как у Люцифера… Да и женат он, и знаешь, на ком? На Анастасии Долгорукой, сродницей та приходится Катерине. Вот так.
В музыкальной зале группами стояли сиятельные господа, важные сановники, генералы, князья… И князь Голицын. В отличие от своих рослых темноголовых родственников этот — маленького роста, с белыми волосами, и за то носит прозвище «Зайчик». Наталья Борисовна невольно услыхала разговор его — что-то о побочной дочери Петра I, но виду не подала. Собеседник его допытывался про подагру и колики в животе. Повернувшись, князь заметил Долгорукую и, изобразив на лице восторг, бросился со словами:
— Ах, сколь много благодарен я судьбе, что свела меня с вами. Вы же, так сказать, одна подобная среди нас… Расскажите про ссылку вашу…
Наталье приходилось играть некую экзотическую роль: ещё бы — была в крае вечной мерзлоты! Редко у кого хватало деликатности не спрашивать о пережитом, и она научилась отвечать немногословно, сдержанно. Так и теперь: слегка улыбнулась Зайчику и отделалась несколькими словами.
А сегодня Елизавета назначила аудиенцию сёстрам Долгоруким Катерине и Елене.
Елена присела на кончик кресла. Катерина в нетерпении прохаживалась по комнате, оглядывая себя в зеркалах. Лицо её полно торжества, наряд великолепен. Наконец-то она сбросила крестьянские платья, мерзкое монастырское одеяние и вернулась к петербургской жизни!.. Возлюбленная австрийского посланника, невеста государя, дама сердца берёзовских рыцарей, почти монахиня, теперь она всякий вечер в новых гостях!
Вошла и Наталья Борисовна. Катерина понюхала табак, спрятала серебряную табакерку в бисерный кошелёк и, сверкнув огненно-чёрными глазами, заговорила:
— Ведаете ли, какой портрет заказал мой дядя? У ног — негритёнок, протягивает вазу с цветами… Ещё там дерево, подобное лиственнице. А в руке дивный цветок! Сие есть аллегория.
Счастье сверкало в её глазах подобно тому, как бриллианты сверкали в ушах. Наталья Борисовна сидела с рассеянной улыбкой на устах.
— Экий молодец Василий Владимирович! — восхитилась Катерина своим дядей. — Голосовал, чтоб Остерману дали колесование, — как они порешили наших сродников, так и им надобно!
— На всё воля Божья, не кори их… — заметила Наталья.
— Ишь какая покорница! — фыркнула та. — Об них, а не о муже своём печёшься!
Тут отворилась дверь, и в комнату, шурша шелками, распуская ароматы, улыбаясь, вошла Елизавета. Без церемоний подходила она к одной, другой, третьей гостье, чуть касаясь пухлыми пальчиками их плеч и рук.
— Ваше величество… — растроганно шептали они.
Обнимая Наталью Борисовну, императрица вздохнула:
— Дорогая моя, любезная!.. Вместе с тобою сострадаю я об Иване Алексеевиче, были у нас с ним размолвки, да только всё то — пустое…
Попросила рассказать о ссылке. Катерина не без кокетства и актёрской игры охотно отвечала:
— Ваше величество! Там всюду вода, как есть одна вода… Посредине остров сидит, а на нём люди нечёсаные, дурни дурнями, свету в них никакого… А на острове сем обретается зверь, именуемый олень, — цветом он серый или ореховый, рога — зело велики, ноги крепки, а бегает словно конь… — Глаза её расширились, лицо побледнело. — Ночи там долгие, яко… яко тоска смертная, а коли к весне дело идёт, сказывают: «Дня на единый олений шаг прибавилось»…
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
