Мандрак сложил руки на груди и громко произнес:
– Брикс решил не сдаваться. Он остался в лагере и ждет тебя там с оружием в руках.
– Вот как? – мрачно сказал Цезарь.
Подъехав ближе к мятежнику, он поднял свой жезл проконсула и сильно ударил Мандрака по щеке.
– Отныне ты будешь называть меня хозяином, раб. Я дал слово, что вас не тронут и возвратят в рабство. И я буду обращаться с тобой, как с любым другим рабом, который посмеет говорить с людьми без должного уважения! Ты понял?
Мандрак согнулся пополам, оглушенный ударом. Из пореза на щеке текла кровь. Марк почувствовал подступающую тошноту. Хотя он знал, что все это было сделано, чтобы избежать множества смертей, принятое решение тяжким грузом легло ему на сердце.
Цезарь снова вскинул жезл:
– Я спрашиваю, ты понял меня, раб?
Мандрак поднял голову и кивнул:
– Да… хозяин.
– Хорошо. А теперь встань в колонну.
Когда Мандрака увели, Цезарь повернулся к ущелью и натянул поводья.
– Кажется, остался еще один мятежник. Следуйте за мной.
Тайная долина была тиха и безмолвна. По обе стороны от тропы стояли покинутые хижины и сараи. Цезарь и его группа осторожно приглядывались к ним, опасаясь засады. Достигнув небольшого подъема над центром долины, они увидели большие хижины Брикса. Марк сразу заметил тонкую струйку дыма над самой большой постройкой. Ослепительно-яркий красный свет озарил соломенную крышу, огонь вырвался наружу и быстро распространился.
– Он мне нужен живой! – крикнул Цезарь и пришпорил коня.
Его люди галопом поскакали за ним. К тому времени, как они подъехали к хижине, огнем была охвачена вся крыша, в воздух летели красные и черные хлопья гари, подгоняемые легким ветром. Жар пламени был настолько силен, что конь под Марком попятился и тихо заржал от страха. Несколько офицеров спешились и хотели подойти ближе к хижине, но это было невозможно.
Тут Марк вспомнил о другом входе – через пристройку к задней стене хижины – и направил коня в ту сторону. Огонь туда еще не добрался. Мальчик спешился и пошел к входу, рукой прикрывая лицо от жара. Свежий снег вокруг хижины начал таять, но Марк заметил цепочку следов, ведущих в горы в конце долины.
Он отошел на несколько шагов и огляделся, но пока что никого из римлян на этой стороне не было видно. Марк быстро забросал следы снегом, стараясь скрыть даже малейший намек на них.
– Марк! Что ты тут делаешь?
Фест шел к нему, обходя горящую хижину.
– Я пытался зайти с задней стороны, – ответил Марк. – Но уже поздно.
Фест кивнул. Они стояли рядом, глядя на ужасную картину. Перед ними ревело пламя, огонь освещал долину, окрашивая облака в розовый цвет. Наконец Фест тихо произнес:
– Значит, Брикс предпочел смерть сдаче… Хорошая смерть в данных обстоятельствах. Но Цезарь будет в ярости.
– Да, – согласился Марк. – Будет.
– По крайней мере, это своего рода победа. Восстание подавлено. Это не понравится его врагам в сенате, но он сможет начать кампанию в Галлии.
Марк рассеянно кивнул, глядя на скалы, окружающие долину. Внезапно он заметил в скалах слабое движение. Марк напряг зрение и снова его увидел, в последний раз. Это мог быть человек, но на таком расстоянии трудно было определить.
– Марк?
Мальчик повернулся к Фесту.
– В чем дело? – спросил телохранитель Цезаря, озирая горы. – Ты что-то увидел?
– Нет, ничего. Всего лишь птицу. Но она уже улетела.
XXIV
Берег Греции, 3 месяца спустя
– Прямо по носу с правого борта – Лехей, порт Коринфа, – сказал капитан торгового судна, указывая на каменистый берег.
Марк увидел белые здания с красными черепичными крышами, спускающиеся по склону к морю.
– При этом ветре мы будем в порту уже к концу дня, – добавил капитан.
Он посмотрел на широкий парус, чтобы удостовериться, что тот хорошо натянут, и вернулся на корму.
Марк продолжал смотреть на берег Пелопоннеса, то исчезающий, то появляющийся из-за легкой качки корабля на водах Коринфского залива. Несколько чаек, сопровождающих корабль, летали вокруг мачты, четко выделяясь на фоне ясного голубого неба. «Хорошо быть живым в такой день», – подумал Марк. Ветер трепал его темные волосы, свежий солоноватый морской воздух наполнял легкие.
Несмотря на напряжение, возникшее между Марком и Цезарем после сдачи мятежников, проконсул все-таки сдержал слово. Рабов вернули их хозяевам невредимыми, и к зачинщикам не применялись какие-то особые меры. Пламя сожгло хижину Брикса дотла. В дымящихся руинах не было найдено никаких костей. Пламя было таким сильным, что поглотило все, даже бревна, подпирающие крышу. Цезарь объявил всем, что Брикс поджег хижину и покончил с собой. И никто не посмел усомниться в его вердикте. Вопрос был закрыт. Что касается Децима и его людей, они сразу исчезли – без сомнения, направились в Рим, чтобы укрыться в доме Красса.
Позднее, вернувшись в Аримин, Цезарь встретился с Марком последний раз, отдав ему Лупа. Поскольку он уже был готов идти в Галлию, окруженный армией с личной охраной в пятьсот ветеранов-легионеров, нужда в домашних защитниках отпала. Фест и еще два телохранителя были отправлены вместе с Марком в Грецию. Напоследок Цезарь дал Марку свиток, скрепленный печатью проконсула:
– Это рекомендательное письмо. В нем я прошу любого, кому его предъявят, оказать тебе помощь в поисках твоей матери.
Марк склонил голову:
– Я очень тебе благодарен, Цезарь.
– Надеюсь, что так. Я не люблю, когда мной манипулируют, тем более если это делает двенадцатилетний мальчишка. Мои обязательства по отношению к тебе выполнены, молодой Марк. Мы больше не увидимся. Если когда-нибудь ты появишься на пороге моего дома, я вышвырну тебя на улицу.
– Я понимаю.
На этом они расстались. Генерал остался в своем кабинете обдумывать план кампании в Галлии, а Марк поспешил прочь. Подходя к двери дома, который Цезарь сделал своим штабом, он услышал за спиной шаги.
– Марк, подожди!
Это была Порция, взволнованная, задыхающаяся от быстрой ходьбы.
– Мне сообщили, что ты уезжаешь.
– Лучше сказать, меня прогнали, – улыбнулся Марк. – Твой дядя больше не хочет меня видеть.
– О-о… – Порция помрачнела. – Значит, и я больше никогда тебя не увижу.
Марк печально кивнул.
– Как трибун Квинт? – спросил он.
Порция пожала плечами, разочарованная этим вопросом:
– Он очень страдал от холода. Хирург сказал, что у него обморожение. Когда он поправится, то присоединится к дяде.
