— Я в порядке, док, — отвечаю, наконец, я человеку, склонившемуся надо мной (так вот кому в моем кошмаре принадлежал занудный голос!). — Надеюсь, буду жить?
— Надеюсь, будете, — неожиданно улыбается он. — Как в том анекдоте про врача-неудачника, у которого на операционном столе уже скончалось триста больных подряд: должно же мне когда-нибудь повезти!..
Глава 8. Почти как человек (Х+38-45)
Магазинчик представляет собой довольно милое и уютное заведение. Внутри, над входной дверью, висит трогательный колокольчик, как это было принято полтора-два века назад, и каждый вошедший оповещает хозяина о своем приходе мелодичным перезвоном.
Из-за обилия всевозможных растений, цветов и даже небольших деревьев интерьер магазинчика напоминает если не лес, то уголок ботанического сада. Не хватает только летающей живности в виде насекомых и певчих пташек и шмыгающих под ногами мышей-полевок.
Я огибаю разлапистый кустарник, разросшийся на полпути между входной дверью и прилавком, и невольно вздрагиваю, потому что замечаю на ветке, на расстоянии вытянутой руки, птичку с желтым оперением, которая доверчиво взирает на меня крохотными глазками. Я перевожу взгляд на напольное покрытие, стилизованное под дерн, но, к моему облегчению, грызунов там не наблюдается.
Я протягиваю к пташке руку, но она и ухом не ведет — если у нее, конечно, есть уши, ведь я не очень-то силен в орнитологии.
— Не бойтесь, она искусственная, — слышу я голос и поворачиваюсь в ту сторону, откуда он доносится.
Опасно навалившись на хрупкий прилавок, на меня доброжелательно смотрит мужчина средних лет, похожий на птицу марабу в человеческом облике. Во всяком случае, у него длинный нос-клюв и костлявые длинные ноги, на которые опирается худое, продолговатое тело. Длинные волосы мужчины схвачены на затылке резинкой в пучок, отчего сходство с диковинной птицей только усиливается.
— Если хотите, я могу вам ее продать, — предлагает хозяин магазинчика — а это, несомненно, он и есть.
— Нет-нет, спасибо, — отказываюсь я. — Меня интересуют только цветы. Надеюсь, они-то у вас настоящие?
Марабу растягивает рот в неестественной улыбке, чтобы как-то отреагировать на мой незатейливый юмор.
— Какие именно цветы вас интересуют, уважаемый? — спрашивает он.
Вопрос застает меня врасплох.
— Я имею в виду, вам нужны домашние, садовые или оранжерейные сорта? — уточняет владелец магазинчика.
— Домашние, — говорю я.
— Я вижу, вы недавно решили заняться разведением цветов, — высказывает осторожное предположение Марабу, приступая к ревизии полок, где представлен разноцветный веер пакетиков с семянами.
— Да, — соглашаюсь я. — Вот, решил попробовать… напоследок… Знаете, есть такая восточная поговорка: если ты не посадил за свою жизнь ни одного дерева, то вырасти хоть один цветок.
Слово “напоследок” явно удивляет моего собеседника, но из вежливости он, видимо, решает не придавать ему значения.
— Может быть, у вас есть какие-нибудь особые пожелания? — осведомляется он. — Знаете, некоторые любят разводить фиалки, они создают богатую цветовую гамму. Другие предпочитают пышные розы, третьи любят разводить кактусы, четвертые — вьющиеся сорта… Вообще, практика свидетельствует о том, что цветами увлекаются в основном одинокие люди, у которых нет по-настоящему близких друзей… Вы тоже живете один?
Что ж, в недостатке любопытства его нельзя обвинить. Впрочем, это как раз то, на что я набиваюсь: привлечь к своей особе как можно больше внимания в этом городке.
— Да, — скорбно соглашаюсь я. — С недавних пор… Понимаете, это очень тяжкое горе, когда ты так привык к людям, с которыми прожил почти десять лет, а потом вдруг потерял их навсегда…
— Вы потеряли кого-то из родных? — соболезнующим тоном интересуется цветочник.
Самое время отвернуться в сторону, чтобы украдкой смахнуть скупую слезу, а затем сообщить трагическим голосом:
— Жену и двоих детей. Мальчика и… тоже мальчика… И самое обидное — по какой-то глупой случайности!.. Понимаете, мы жили в колонии на Венере, где я по контракту работал эмбриостроителем… — Видя непонимание на лице собеседника, я спешу добавить: — Ну знаете, это когда жилые модули строят из готовых “зародышей”… — (Марабу поспешно кивает, хотя заметно, что он по-прежнему не имеет ни малейшего представления о названной мной профессии). — А на других планетах для человека самое страшное — это вовсе не климат и не природные бедствия. Микробы и вирусы — вот что косит наших людей по всей Солнечной Системе!.. — Я опять опускаю голову. — Срок моего контракта уже заканчивался, когда случилось это несчастье… Потом врачи сказали, что тот проклятый микроорганизм — вирусолентой его назвали — был неизвестен нашей науке, и вероятность его активации была ничтожно мала… нужно было сочетание определенных условий… Однако мы все-таки заразились… всей семьей, а спасти из нас троих врачам удалось только меня… да и то — как спасти? Оттянуть на несколько месяцев мою гибель — вот что им удалось…
Марабу инстинктивно отшатывается от меня подальше, но я успокаиваю его:
— Но вам нечего бояться, уважаемый… уважаемый?..
— Гер, — подсказывает он. — Гер Алкимов…
— “Герр”? — удивленно переспрашиваю я. — Насколько мне известно, на старонемецком это означает “господин”?..
— Нет-нет, — поясняет он. — Мое имя пишется через одну “эр”, а у немцев — через две, да и, прошу прощения, “господин” звучит по-немецки, скорее, “херр”, чем — “герр”…
— Так вот, уважаемый Гер, — продолжаю я начатую мысль, — моя болезнь, хотя и неизлечима, но не опасна для окружающих. В конце концов, если бы это было не так, мне бы просто не позволили провести остаток дней своих на Земле…
— Да-да, вы правы, — лепечет Алкимов. По-моему, как всегда бывает в подобных случаях, у него чешется язык спросить, сколько именно дней мне еще осталось, но это кажется ему нетактичным.
— Сначала я даже хотел подать прошение об эвтаназии, — рассказываю я, рассеянно оглядывая полки и растения в горшках на длинных стеллажах, — но потом решил, что не стоит ускорять естественный ход событий… Кто знает, может быть, мне удастся еще сотворить что-нибудь полезное в этой проклятой жизни!.. А посему я решил поселиться тут у вас, пожить чуть-чуть, пока позволяют заработанные на Венере деньги, будь они неладны, а там видно будет!..
Хозяин магазинчика понимающе кивает головой, после чего мы по негласному уговору закрываем траурную тему и переходим к обсуждению особенностей различных цветов.
В разгар этого обсуждения в магазинчике появляется еще один посетитель, который явно слывет знатоком цветочного дела, потому что с ходу включается в наш разговор, и у них с Алкимовым завязывается некое подобие профессионального спора. Поскольку я вежливо слушаю и даже пытаюсь кивать в подходящие моменты — разумеется, не в качестве одобрения той или иной точки зрения, а в знак того, что мне всё ясно, — то, как говорится, сам Бог велел хозяину представить нас друг другу.
