— Помнишь, как мы после первого курса всей группой ездили в Крым?
— Помню.
— А после второго курса — на Памир?
— Помню.
— Как хорошо тогда было — несмотря на комсомольские собрания, ленинский зачет, политинформации и всю эту ерунду!.. Почему мы не можем так сейчас?…
— Возраст. — Эрик помолчал, потом добавил, — Мы потеряли самый главный ингредиент счастья — молодость.
Лялькина ладонь рядом со щекой Эрика чуть шевельнулась. Стало слышно, как где-то далеко едет поезд.
— То, что у тебя со Светкой, — серьезно?
— Нет.
— С твоей стороны или с ее?
— Она думает, что только с моей, но на самом деле — с обеих. Ей нужен муж — умный, привлекательный и престижный … не обязательно я.
— Почему ты никогда не заводил ни с кем серьезных отношений?
Шум поезда затих вдалеке. Тиканье часов, гуденье кондиционера и капель кухонного крана возобновили свою неустанную работу.
— Сначала я сам был несерьезным. А потом понял, что отмечен … что могу принести только несчастье … — он замолчал, чувствуя, что его слова высокопарны, непонятны и слепы.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать. — сказала Лялька.
Ее рука невесомо провела по щеке Эрика, потом погладила по волосам.
— А ты знаешь, что я … — Лялька кашлянула, маскируя смущение и нерешительность, — … что я … — она замолчала.
— Знаю.
— Знаешь что?
— Что ты в меня влюблена. — Эрик помолчал, — Начиная с той поездки на Памир … может, даже раньше.
— Намного раньше. — на этот раз голос Ляльки прозвучал ровно и спокойно, — Я влюбилась в тебя с первого взгляда … вернее, с первого слова … на том самом отборочном туре олимпиады. — она усмехнулась, — А когда на Всесоюзную не прошла, то месяц рыдала — думала, не увижу тебя больше …
Ее рука возле щеки Эрика вздрогнула и исчезла в темноте.
— Значит ли это, что, если б я полез-таки целоваться тогда на танцах, то ты бы меня не оттолкнула?
— Нет, не значит.
Они рассмеялись. Лежавший под одеялом у Эрика в ногах Кот завозился и недовольно мяукнул. Наступило долгое молчание.
— А ты?… — неожиданно хрипло спросила Лялька, — Ты меня … — она запнулась, не решаясь произнести бесповоротное слово.
— Да. — коротко ответил Эрик.
— С каких пор?
— С тех же, что и ты, — с самого начала.
Лялька издала странный звук — будто вынырнула на поверхность моря после затяжного пребывания под водой.
— Так какого же черта?!.. — Она захлебнулась словами и начала снова, — Почему ты?!!.. — слов не хватило опять, и она замолчала в беспомощной ярости.
Прежде, чем ответить, Эрик помолчал.
— Сначала я боялся, что ты меня оттолкнешь. Потом думал, что еще успею … А когда понял, что отмечен, — не хотел тащить тебя за собой.
Он взял лялькину ладонь и приложил к своей щеке. Вздрогнув, Лялька вырвала руку.
— Как ты смел?… — спросила она страшным шепотом, — Как ты смел так со мной поступить?… — она привстала на локте, и ее распущенные волосы буйным ореолом заметались на фоне окна. — Из-за твоего идиотизма у меня не осталось теперь ничего … ни воспоминаний, ни ощущений, ни детей!.. — Она упала на подушку и закрыла лицо руками.
Потревоженный шумом Кот вылез из-под одеяла, спрыгнул с кровати и бесшумно растворился во тьме.
— Лялька! — позвал Эрик.
Ответом были всхлипывания.
— Я ничего не мог сделать.
— А спать с этой толстомясой развратной сукой ты мог? — Лялька отбросила одеяло и села на постели по-турецки, — Знаешь, сколько я мучилась из-за твоих баб? — она яростно натянула на колени подол ночной сорочки.
— Я … — Эрик поискал подходящее слово, но не нашел, — … не связывался с тобой ради твоего же собственного блага!.. — он почувствовал, что объяснения бессильны, — И, кстати, ты тоже не святая — вспомни хоть проходимца Петровского или этого … как там его?… Пападжианопулоса …
— Петровский не был проходимцем! — лялькина сорочка распахнулась, обнажив ложбинку между ее грудей. — Если хочешь знать, Петровский был …
— Перестань. — тихо сказал Эрик, садясь на постели. — Нам просто не повезло …
Несколько секунд Лялька молча смотрела на него, потом протянула руку и погладила по плечу … потом по щеке … потом обхватила за шею … Эрик обнял ее за талию — и удивился, насколько та оказалась тонкой. Сердце его заколотилось в горле, дыхание перехватило. Теплое и податливое тело Ляльки покорно таяло под его руками, пушистые волосы щекотали лицо и плечи. На какое-то мгновение он почувствовал себя ее полным и нераздельным властелином … нет, властелином целого мира! — огромного, удивительного и прекрасного мира, состоявшего из двух ранее независимых, а теперь слившихся, половин.
На какое-то мгновение Эрику показалось, что у них еще остался шанс к спасению.
Какова дальнейшая судьба героев «1985»?
Нижеследующим «пессимистическим эпилогом» оканчивался первоначальный вариант «1985». Как мне казалось, такая концовка логично вытекала из хода действия.
Пессимистический эпилог
Эрик провел на квартире родственников Мишки Бабошина восемь дней — ел, пил, спал и читал книжки. Ляльке приходить туда было опасно — так как она могла, несмотря на все ухищрения, привести за собой «хвост». Они провели вместе лишь последнюю ночь перед его уходом, во время которой Лялька постаралась забеременеть — и добилась заслуженного успеха. Они договорились, что Эрик напишет ей через год — до востребования, на Центральный телеграф.
Родившийся у Ляльки ребенок оказался мальчиком. Она хотела назвать его Эриком — однако не смогла переубедить чиновника ЗАГСа, справедливо утверждавшего, что это противоречит недавно вышедшему закону о принудительном присвоении детских имен согласно национальности матери. В результате, ребенка назвали Николаем, а в графе «отец» — несмотря на грандиозный скандал, учиненный Тоней Бабошиной, — был указан Мишка (эту хитроумную комбинацию и придумавший).
К сожалению, письма от Эрика Лялька не дождалась, ибо через одиннадцать месяцев после вышеописанных событий была арестована по стандартному обвинению в антикоммунистической пропаганде. (Истинной причиной ареста, скорее всего, являлась пощечина, данная ею комсомольскому секретарю Пьеру Костоглодову в ответ на какое-то скабрезное замечание… Костоглодов оказался намного опаснее, чем подобало такому идиоту.) В течении первых трех суток, проведенных в Лефортовской башне, Лялька была трижды изнасилована охранниками — а на четвертый день, когда ее вели на допрос, исхитрилась выброситься из окна 87-го этажа. Недосмотревший за ней конвоир был разжалован из сержантов в ефрейторы.
