Фиалковая фея не сразу догадалась, что они ждут только ее, преследуя те же цели. Отомстить Оонаг.
Лилиан почувствовала радость. Она не одна. Ее друзья, враги Оонаг, действуют заодно с ней. Они сговорились, и этот сговор требовалось скрепить не словами.
Все собравшиеся стали единым целым — сердцем, руками и одной парой ножниц… одной единственной местью.
Горничная Миа сделала первый шаг. Она взяла ножницы, решительно подошла к ложу королевы, подняла прядь ее волос и недрогнувшей рукой отхватила ее одним движением.
— Чик, — щелкнули ножницы, открываясь и закрываясь над белокурой головой королевы.
Лилиан взяла ножницы из рук Мии и отрезала еще одну прядь волос королевы Оонаг.
— Чик.
Затем настала очередь Дианкехта, и тот срезал еще одну прядь.
— Чик.
Следующей была очередь Пурпурной феи, та едва держала ножницы из-за своих крохотных размеров.
— Чик.
Последней была девочка с большими глазами и вздернутым носом.
— Чик.
Заговорщики передавали ножницы из рук в руки, и те работали легко, споро и умело.
Когда пол спальни был буквально усеян волосами, Пурпурной фее вдруг пришла в голову какая-то мысль, и ножницы попросили подождать.
Фея приблизилась к ложу Патрика с выражением лица обманутой возлюбленной и произнесла заклинание:
— «Ешь, как поросенок, храпи, как поросенок, веди себя, как подобает поросенку!»
Патрик зашевелился во сне и заворчал.
Его лицо стало розовым, у него выросли уши и пятачок, безбородое лицо превратилось в рыло и удлинилось, он стал жирнее, смешно уткнувшись в подушку. Теперь у него была голова настоящей свиньи!
Антавиана начала хохотать, точно сумасшедшая, но остальные заставили ее умолкнуть.
Лилиан подумала, что чары сработали очень удачно. Юный Патрик не имел совести, не умел хранить верность и обещания, ел с руки хозяина, кем бы тот ни был, но вполне мог и укусить его. Словом, он был настоящей свиньей!
Горничная Миа спрятала заговорщиков за гобеленом, попросила вести себя тихо и осторожно, затем безо всяких церемоний начала тормошить королеву Оонаг:
— Моя повелительница! Моя повелительница! Просыпайтесь! Произошло ужасное несчастье!
Оонаг открыла глаза и резко встала.
— Что случилось?
Миа зажала рот руками.
— Госпожа, мне не хватит смелости сказать, вы только что стали жертвой ужасного заговора.
— Я жива? — воскликнула Оонаг, трогая свою грудь и боясь обнаружить, что из нее торчит кинжал.
Миа показала ей на ковер из волос, покрывавший пол.
— Это гораздо хуже… вы остались без волос, — и горничная протянула ей зеркальце с золотой чеканкой и алебастровой ручкой.
Вопль королевы разбудил бедного Патрика, который тут же появился у королевской постели.
— Что случилось? — хотел было спросить он, однако из его рыла вырвалось лишь ужасное хрюканье.
Оонаг отчаянно кричала и визжала:
— Скажи мне, что это неправда, скажи мне, что это страшный сон, что я не лишилась волос, что я еще красива!!!
Королева очень боялась за свою внешность, но голова поросенка на плечах Патрика испугала ее не меньше.
— Аххх!!! Скажи мне, что это неправда. Скажи, что моего прекрасного кавалера не околдовали, — закричала она, бросаясь в объятия Мии.
Миа стала укачивать ее, словно маленького ребенка:
— Ну, ну, примите немного успокоительного, вам нужно прийти в себя!
И королева, украдкой поглядывая на Патрика, и опасаясь, как бы тот не приблизился к ней, отпила глоток из зеленого флакона, который ей протянула Миа.
По мере того, как напиток производил желаемое действие, Оонаг начала кокетливо хлопать глазами и улыбаться. Патрик показался ей совершенно неотразимым с этим розовым цветом, окрасившим его губы, гладкой кожей, пухлыми щеками, преданными глазами и благородным лбом.
Королева почувствовала головокружение, страшное головокружение и огромное желание заключить Патрика в свои объятия и целовать его до самой смерти. Оонаг театрально распростерла руки:
— Прелестный Патрик, я вас плохо разглядела, вы так красивы, что затмеваете меня! Разрешите мне поцеловать вас…
Однако ужас Патрика, бросившегося бежать, говорил о совсем другом.
— Патрик, остановись!
Патрик не стал ее слушать и открыл дверь.
— Иди сюда, я твоя королева и повелительница, я хочу расцеловать тебя. Это приказ!
Патрик не обратил на приказ ни малейшего внимания и выбежал из спальни.
Оонаг подхватила ночную сорочку и бросилась за ним.
— Не убегай! — кричала она, намереваясь догнать его.
И лысая королева Оонаг, и ирландец, превращенный в поросенка, исчезли среди волшебной ночи, издавая жалобные вопли.
Когда спальня опустела, Миа помогла четырем заговорщикам выйти из убежища за гобеленом.
Все хохотали, поздравляли друг друга и обнимались. Миа достала горшок с медовым напитком и предложила всем отведать по глотку.
Лилиан подняла свою чашу:
— За дружбу!
Дианкехт поддержал ее:
— За мимолетную красоту!
Миа резко подняла руку:
— За месть!
Пурпурная фея добавила с улыбкой:
— За смех!
Все пили, чокались чашами, как вдруг обратили внимание на Антавиану.
Та в свою очередь, подняла чашу и, влюбленно глядя на Лилиан, детским голоском произнесла тост:
— За возвращение!
В помещении воцарилась тишина.
Лилиан зажала рот руками и подавила крик радости, узнав наконец этот вздернутый нос, озорные глаза, вишневые губы, непослушные кудряшки. Это была она, ее малышка. Это была ее пропавшая девочка.
Фея бросилась к карлице и заключила ту в свои объятия:
— Моя девочка!
Антавиана подняла глаза, полные слез, и зарыдала, прижавшись к груди Фиалковой феи:
— Обещай, что никогда не покинешь меня, никогда, никогда!
Марина
Встревоженная Марина высунула голову из пещеры, обрадовалась дуновению легкого ветерка и жадно вдохнула. Она долго поднималась по сырому туннелю, где воздух был разрежен.
