— Та монахиня. Вспомнил! Она из конвента на острове, ну, знаешь, где…
Мендоза не был уверен, что Джон услышал его. Еврей смотрел, как тот со всех ног бежит по щербленной булыжной мостовой. Торговец нутром чуял, что юношу ждут большие неприятности.
— Ох уж эти англичане, — пробормотал он, неодобрительно качая головой, — все время дерутся, все время кровь!
Кровь! Старик не ошибся. Как только Керью увидел хитро улыбающегося, самоуверенного коллекционера, он подумал: «Кровь! И лучше — кровь мистера Амброза».
Джон вдруг четко вспомнил, как выглянул с балкона палаццо Констанцы. В гондоле, спиной к нему, сидел крупный мужчина в желтом тюрбане, а рядом — неизвестная женщина. Он слышал ее голос и теперь больше чем уверен, что это была та самая монашка, Евфемия, из конвента на острове. Охваченный странной смесью радости и отчаяния, повар подумал, что ее наверняка послала Аннетта. А Амброз даже не упомянул о встрече с ней и, скорее всего, специально направил посланницу по ложному следу.
За что Джонс так ненавидит его? И какие дела привели охотника за редкостями в бедный квартал, где свирепствует чума? Такие мелочи сейчас мало волновали Керью. На бегу он мог только предвкушать, как сомкнет пальцы на шее Амброза и оторвет жирной сволочи голову, расквасит наглую рожу о мостовую, навсегда стерев с нее хитрую улыбочку.
Но мстителя ждало разочарование — кое-кто добрался туда раньше его. Уже возле церкви Джон увидел, что вокруг коллекционера и его спутника начали собираться люди. Удивительно, но толпа почему-то невзлюбила несчастных женщин, оплакивающих младенца. Кампо стремительно заполнялась зеваками. Напряжение в воздухе неумолимо росло.
Керью, не раз принимавший участие в уличных драках, понимал, что мирно все не окончится.
ГЛАВА 32
Ворота церкви были наглухо закрыты.
Держа под мышкой крошечный гробик, Мариам била в дверь кулаком.
— Откройте! — кричала она. — Мы всего лишь просим, чтобы вы помолились за душу умершего.
Ответа не последовало.
— Только благословение, святой отец! — Великанша постучала еще раз. — Для умершего ребенка!
Из церкви послышался тихий голос, но дверь так и не открылась. По толпе пронесся шепоток.
Мариам возмущенно взглянула на высокие створки.
— Бесполезно, Елена, — сказала она подруге, — нам не откроют.
— А чего ты ожидала? — раздался знакомый мужской голос за ее спиной. — Это же не человеческое дитя.
К женщинам подошел спутник Амброза. Великанша отшатнулась, словно увидела привидение.
— ?! — Силачка закрыла своим телом Елену и девочек. — Во имя Господа Бога, что ты тут делаешь?
Мужчина довольно приосанился и, нагло улыбаясь, подошел ближе.
— Говорил же вам, сударь! — со смехом обратился он к Амброзу. — Страшная, как гиппопотам! Усы и все дела! А я уж и забыл эту красавицу!
— Бочелли! — К силачке вернулся дар речи.
У нее в груди все сжалось. Значит, подонок все же был в деревне. Плохо, очень плохо.
— Что тебе нужно?
— Что, не любишь ходить вокруг да около? — рассмеялся он, показав почерневшие обломки передних зубов. — Сама-то как думаешь? — Бочелли указал на гробик, а потом громко добавил: — Я пришел забрать то, что принадлежит мне.
— В каком смысле? — не поняла Мариам.
— Слышала, что я сказал? — надменно произнес синьор. — Он мой.
Великанша попыталась собраться с мыслями. Вокруг накапливались зеваки. Она слишком хорошо знала, что такое толпа, поэтому отступила к Елене и девочкам.
— Не понимаю, о чем ты, Бочелли.
— Ты доставила содержимое этой коробки в Венецию, а теперь я забираю его.
— Неправда! — Мариам изо всех сил старалась сохранять спокойствие, хотя стук сердца гулко отдавался в ушах. — Ты просил забрать их. Дал мне за это лошадь. Двух лошадей. Помнишь?
— Да, я щедро заплатил. — Бочелли взглянул на Амброза и подошел к великанше поближе. — Чтобы ты заботилась о нем всю дорогу до Серениссимы.
— Нет! Мы так не договаривались!
— Ты сказала, что вы собираетесь в Венецию и готовы доставить его сюда живьем. Сама подумай, смог бы я ухаживать за младенцем? Я видел, что матери осталось недолго, — равнодушно заметил мужчина. — А потом встретил вас в Мессине. Мало того что женщины, так еще и уроды! Такие же, как он! Идеально! Да ладно, ты сама сказала, что он вам пригодится для представлений.
— Я такого не говорила. — У Мариам начало покалывать в ладонях, и она крепче прижала гробик. — И ни за что не поступила бы так.
— Слушай сюда, уродливая кобыла! — заорал Бочелли, которого толпа напугала гораздо больше, чем хотелось показывать, и подошел так близко, что женщину окутал запах лука. — Пока оно было живо, вы отлично делали на нем деньги, — яростно зашептал он. — А теперь оно умерло, и на нем заработаю я, capito? Отдай, оно — мое…
Мужчина потянулся, но Мариам, выше на три головы, не позволила даже притронуться к ящику. По толпе пробежал вздох. Зеваки еще не решили, смеяться над чудовищем или злобно улюлюкать.
— Оно? — глухо прорычала акробатка.
— Ты знаешь, о чем я. Не делай из себя большую идиотку, чем ты есть! — взвизгнул Бочелли и едва заметно мотнул головой в сторону Амброза. — Видишь того, в тюрбане? Он щедро заплатит. Очень щедро. Я могу раскошелиться еще за всю эту мороку. — Он почти умолял Мариам, в отчаянии пытаясь дотянуться до гробика. — Ни тебе, ни мне не будет лучше, если он начнет разлагаться, capito?
— Синьор Бочелли! Что этот человек собирается сделать с нашим мертвым малышом? — выкрикнула она, с отвращением глядя на охотника за наживой.
— Да-да, с мертвым ребенком! — подхватила фокусница, обращаясь к растущей толпе. — С крошечным младенцем, да упокоится его душа с миром!
Малышка Лейя расплакалась.
— Мы принесли его сюда для последнего благословения, — продолжала Елена, — чтобы похоронить как положено. Отпустите нас с миром!
— Позор! — крикнула из толпы женщина в зеленом платке, показывая пальцем на Бочелли.
— Да-да, отпустите несчастных, дайте им спокойно похоронить ребенка! — Из окна высунулась прачка с загрубевшими красными руками.
Кто-то кинул в Бочелли гнилым яблоком.
— Стойте!
Все это время Амброз молчал, держась подальше от толпы, не скрывая отвращения к грязным оборванцам. Он прижимал к носу саше, льняной мешочек с сушеными травами, которые, как считалось, помогали отвадить болезнь. Только блеск голубых глаз выдавал напряженное внимание к происходящему.
— Стойте! — Его голос громко и бесстрастно, как всплеск от брошенного в воду камня, прозвучал над заросшей травой площадью. — Достойные жители Доросдуро, какое вам дело до этих бродяжек? Они ничуть не лучше цыганок, а мы-то с вами знаем, кто такие цыгане!
