Хотя скулы у него напряглись, а рассеченная бровь свирепо опустилась, Корбетт ответил не сразу. Он подошел к креслу и уселся в него.
— Я скажу тебе кое-что, Лиллиана, но скажу один раз. Только один раз. Можешь мне верить или не верить. Выбирай сама. — Он помолчал и стянул с ног сапоги. Потом пронзительно взглянул на нее. — В смерти твоего отца я не виновен.
Еще несколько мгновений он по-прежнему пристально вглядывался в ее лицо. А потом стянул тунику через голову.
— Я допросил Рокка и всех остальных моих людей. Я убежден, что в смерти твоего отца нет ничьего злого умысла. Более того, слуга самого лорда Бартона, этот старик, утверждает, что его хозяин страдал от какого-то тяжелого внутреннего недуга и знал, что его дни сочтены. — Корбетт иронически улыбнулся уголком рта. — Слуга говорит, что именно поэтому лорд Бартон так быстро дал согласие на наш брак.
Лиллиана ошеломленно уставилась на него; он же тем временем снял через голову рубашку.
— Я не верю тебе, — прошептала она.
Последние слова Корбетта поразили ее как громом, и она никак не могла собраться с мыслями, чтобы как-то оспорить это ни с чем не сообразное заявление. Ее отец был совершенно здоров. На самом деле, после их свадьбы он выглядел крепким как никогда.
— Томас не стал бы лгать, — когда Корбетт встал, ее голос дрогнул. — Ты, должно быть, силой заставил его такое сказать.
— Можешь допросить его завтра сама, Лилли. А сейчас он пытается утопить свое горе в эле.
Лиллиана упрямо тряхнула головой.
— Все не так, как ты говоришь! У тебя были все причины, чтобы убить моего отца.
— Ни единой причины не было.
— Ты ненавидел его, — сдавленным голосом проговорила она. Слезы текли по лицу, но она не могла совладать с собой. — Ты хотел отомстить ему за смерть своего отца — и отомстил. Ты задумал это с самого начала!
Корбетт стиснул зубы, и даже сквозь слезы, застилавшие глаза, Лиллиана видела, как возмущенно опустилась его обезображенная шрамом бровь.
— Разрази меня гром, женщина! Даже если бы я и желал ему смерти, я не отравитель! Я рыцарь, и у меня есть гордость. Я встречаюсь с врагом в открытом бою.
Она зажмурила глаза и отвернулась от него. Она не хотела его слушать. Она не хотела признавать за ним никакую гордость, никакую честь. Но не приходилось отрицать: в том, что он говорил, было нечто похожее на правду. Он не стал бы прибегать к помощи яда. Он без колебаний мог бы пронзить своим смертоносным мечом грудь противника, но при этом стоял бы перед ним лицом к лицу.
Она вынуждена была это признать, и поток чувств прорвал плотину ее самообладания, и в этом потоке смешалось все — и подавляемая скорбь по отцу, и устрашающее несомненное облегчение от того, что Корбетт в конечном счете не оказался убийцей. Может быть, все обстояло именно так, как сказал Томас, и отец просто скрывал от всех снедающий его недуг? Не в силах справиться со слезами, она спрятала лицо в ладонях.
И сразу почувствовала на своих плечах сильные руки Корбетта.
— Успокойся, — шептал он, неловко обнимая ее. — Не плачь, Лилли. Не плачь.
Но от этого слезы потекли еще сильнее. Неудержимые, разрушительные рыдания сотрясали ее. Дни, что прошли после похорон отца, были такими тяжелыми. Ей следовало быть сильной, и она принимала решения, которые требовалось принять. Но оставаться сильной и дальше ей бы не удалось.
Лиллиана не могла бы сказать точно, с помощью каких маневров Корбетт подвел ее к креслу, сам расположился в нем, а ее усадил на колени. Он гладил и утешал ее, словно взял на руки щенка или младенца. Его пальцы были ласковыми, а обнаженная грудь холодной по сравнению с ее разгоряченными щеками. Но когда поток слез начал иссякать, она почувствовала, что при всем при том это были прикосновения мужчины к женщине.
— Это действительно тяжелое испытание — потерять кого-то из родителей.
— Теперь я потеряла обоих. Они оба мертвы.
— И мои тоже. — Он помолчал, и его пальцы скользнули по спине Лиллианы и легли на ее затылок. — Ты должна научиться полагаться на меня. Я твой муж. Я буду заботиться о тебе.
Само звучание его низкого тихого голоса успокаивало ее взбаламученную душу, и, невольно расслабившись, она положила голову к нему на плечо. Лиллиана была растеряна и сбита с толку… Рассудок твердил, что Корбетт — причина всех ее несчастий. И все-таки…
Она не хотела поддаваться убаюкивающему теплу его объятий. Тыльной стороной ладони она вытерла слезы.
— Я должна поговорить с Томасом. С ним и еще…
— Завтра.
Лиллиана настороженно взглянула на Корбетта; ее внезапно смутило, как тесно они прильнули друг к другу.
— Я должна повидать его сегодня, — настойчиво попросила она. — Если это правда…
— Это правда. Завтра будет самое время его поискать. А сейчас он все равно двух слов связать не может. Когда я оставил его, он уже был совсем хорош.
Лиллиана скорбно вздохнула:
— Бедный Томас. Он был так привязан к отцу.
Она обратила к камину бледное лицо и стала печально созерцать низкие, мерцающие языки пламени. Сколько дней прошло в горячке подготовки замка для борьбы против Корбетта. Это оказалось труднее всего, что ей приходилось делать до сих пор. Но теперь она увидела, что это был всего лишь способ избавиться от болезненной пустоты, порожденной смертью отца. Она провела два года вдали от него, и от этого ей было еще труднее перенести утрату.
— Томас без него просто пропадет. — Она слабо улыбнулась. — Мой отец был хорошим человеком.
— Я не сомневаюсь, что он был хорошим отцом.
Лиллиана сразу уловила значение слов Корбетта. Она взглянула на него широко открытыми глазами, окаймленными густыми ресницами.
— Он был хорошим человеком, — настойчиво подчеркнула она. — Он не имел никакого отношения к смерти твоего отца.
Скулы у Корбетта напряглись, пальцы, которые только что ласкали ее шею, застыли. Но, прежде чем он успел что-нибудь сказать, она продолжила:
— Он бы не стал убивать вот так исподтишка, чтобы не дать противнику даже шанса защититься. Он жил по закону чести, как ты говорил о себе.
Несколько секунд он молчал, как бы взвешивая услышанное. Он только смотрел на нее, и глаза у него были темными и словно затуманенными. И все же этот упорный, испытующий взгляд тревожил ее больше, чем любые слова. Она не знала, верит он ей или нет. Она даже не была убеждена, что сама вполне поверила ему. И все-таки, когда их взгляды встретились, сердце у нее забилось быстрее.
Вопреки всем сомнениям, вопреки вражде и распрям между их семьями, она не могла охладить тот жар, который разгорался у нее внутри от близости Корбетта. Его прикосновения наполняли Лиллиану острым ощущением каждой клеточки, к которой он прикасался.
