А ходил Сглаз на кулаках. У него могучие руки, с массивными супермиофибрильными бицепсами, с твердыми мозолями на костяшках пальцев. Передвигался он, либо бросая вперед туловище, а потом обе опоры разом, либо переваливаясь с одной руки на другую.
Таким Сглаз и родился. Его предки были космиками в третьем поколении, живя при нулевой гравитации, совершенно не нуждались в ногах. Они обратились к хромопортным, и те перекроили гены, и в результате получился мой приятель Сглаз.
Родители – асгардская номенклатура – отправили Сглаза на Землю, в нашу школу, – как они сказали, для прохождения высшей образовательной практики.
Но я не понимаю, каких таких выгод они для него искали, ведь сейчас практически везде легкодоступны, да и применяются вовсю, и тропо-, и виртобучение. Наверное, дело в сомнительной гейской социальной жизни – предки решили приобщить к нему отпрыска. Или космикам захотелось бабки потратить с шиком.
Когда мы со Сглазом подружились, я ему задала два вопроса.
– Почему ты не ездишь на протезлежке, как ребята-дельфинята, например?
– Потому что я не инвалид. Я совершенно нормальный. Нормальный для космика, разумеется.
Спорить я не стала, хотя только базово-линейные пережитки вроде меня понимают полууничижительный смысл слова «нормальный». Может, на Асгарде у него другое значение. Я задала второй вопрос:
– Небось у вас в колонии новеньких в баках каких-нибудь стряпают?
– Угу. Реплигеновские утробы с эндометриумом от «И-Стат» и плацентами от «Арес-Сероно».
– Но как же вы… В смысле, что вы делаете, когда…
– Как мы тремся, тебя интересует?
– Ну да!
– Это все виртуальное. Кстати, мне только это у нас и не нравится. Хочется… хочется иметь ноги и письку! Даже снится иногда, как хожу…
– Может, это обратная связь с андроморфологическим полем Земли? Его и в космосе чувствуешь, а тут оно еще сильнее. Ведь не зря говорят: «Не сбежать на волю от андроморфологического поля, потому что оно – в лобной доле».
– Может быть.
И вот я помогла Сглазу принять «сидячую» позу, а затем Жимолость бесцеремонно вывела меня из задумчивости – подошла, виляя задом и тряся дойками, остановилась в метре и заговорила. На Сглаза она не обращала внимания – разве что если хотела оскорбить.
– Долго ты еще будешь нянчиться с этим мослоходцем? Когда мы сможем закончить наше дело?
Жимолость провела экраногтем большого пальца по шву, пересекающему ее голую талию, и открыла «карман опоссума». Из него ловко извлекла и вручила мне флэш-карту.
Я мельком заметила, что по экраногтю Жимолости бежит мандельбротов видеоряд, и вдруг мне все происходящее показалось странным и нереальным, как эти фрактальные картинки.
Я нервными пальцами согнула еще теплую карточку, и на ней высветилось силикробовое сообщение:
Пещера Г-Гнома,
Площадь Багдом, 1040.
(Добираться: до Узла № 10 по Красной артерии, или движдорожкой № 7.)
Любые соматические и гномические изменения.
Удаления, вставки и инверсии.
Государственная лицензия и полная гарантия качества.
Я снова перегнула карточку, и показался логотип тотально могущего семейства Жимолости, полулегальная иконка Рэнсайферов.
Жимолость злорадно ухмыльнулась:
– Теперь вы с приятелем получите от Г-Гнома все, о чем ни попросите, включая сиськи – ты ведь давно мечтаешь о них, признайся.
Я напряглась, но в лице вроде ни один мускул не дрогнул. Понимала: весь класс смотрит и слушает.
– Нет, я хочу шип.
– И я, – присоединился ко мне верный Сглаз, хоть и чувствовалось, что он, как и я, думает совсем о другом.
– Вот ведь болваны! Спорим, вы не отличаете в себе самих эфферентное от афферентного. Ну, да черт с вами: если завтра оба явитесь в шипах, я буду вынуждена признать, что у вас есть тестостерон в тестостеронницах и эстроген в эстрогенницах.
И Жимолость повернулась к нам спиной, как будто нас более не существовало.
Училка велела вернуться к занятиям, и я не смогла перетереть тему со Сглазом.
Надо ли говорить, что остаток четырехчасового учебного дня тащился, как липучка-ползучка? В моем кармане лежал башлятник Жимолости, и я не могла сосредоточиться ни на плектике, ни на кладистике, ни на кундалини, ни на бихевиоральной прагматике. Ни даже на ленче! А ведь давали сегодня мое любимое: прожаренный крокштекс из выросшего на воле крокодила с бескалорийным мороженым «Бен и Джерри» на десерт!
Я мечтала только об одном: поскорее бы закончились уроки, и тогда мы со Сглазом наконец решим, как быть с волшебной флэш-картой. И стоит ли вообще с Жимолостью связываться.
Но вот мы свободны! По крайней мере, насколько может быть свободен одиннадцатилетний ребенок в этом обществе, которое попрание прав юного поколения ввело в систему.
Мы со Сглазом встретились под могучим сорокафутовым адамовым деревом на краю школьного двора. Два года назад, во Всемирный День Весны, мы помогали сажать это растение, оно тогда было крошечным, и с тех пор обычно встречались тут после уроков. Были бы у Сглаза ноги, он бы, наверное, сейчас рыл ими землю. А ему приходилось давать выход нервозности, ковыряя пальцем кору.
– Не знаю, как у тебя, – сказал мой верный космик, когда я подошла, – а у меня просто голова кругом. Как насчет потратить минутку-другую на сатори, нервы успокоить, с мыслями собраться?
– Классная идея! Я слышала, в кафе «Хроматин» появились новые тропы от «Арчер-Дэниэлз-Мидленд»…
– Так чего же мы ждем? Пошли!
И вот мы со Сглазом двинули, кто как мог, в кафе «Хроматин».
Вообще-то после школы нам полагалась практика. Сглаз должен был отправиться к своему мастеру в Меркосур-маркет (он учился управлять складом, чтобы потом заняться этим же на Асгарде), а меня ждали в местном отделении института Неганка, где я постигала секреты модулирования морфологических полей.
Но если мы и правда обзаведемся шипами, то неявка на рабочее место будет самым пустяковым из наших грехов.
Кафе «Хроматин» находилось совсем рядом, в полуклике от школы, так что мы не стали заморачиваться с движдорожками. Я долго пробыла в виртуальности, а после такого приятно размять мускулы. Сглазу – тоже, я это знала.
И вот мы внутри лимонадной, среди старомодных декораций, примитивных снимков, сделанных позитрон-ным томографом, и ЯМР-спектров поглощения мозгом глюкозы, мерцающих на стареньких мониторах с низким разрешением.
– Два «Дзесю-джуса», – сказала я кибармену, стоявшему за стойкой, и показала флэш-карту Жимолости. Хоть за напитки стервоза заплатит, на худой конец.
