Чарли мягким движением высвободился из ее рук. Беллилия послушно подчинилась, демонстрируя тем самым, что считает его выше себя: своим лордом, своим хозяином. Он мужчина, он сильный, а она женщина, существо слабое. Его сила возлагает на него ответственность за нее — ее жизнь в его руках.
Он поднялся.
— Куда ты? — требовательно спросила Беллилия.
Чарли ничего не говорил, пока не подошел к двери. Взявшись за ручку двери, он обернулся и сказал:
— Я хочу, чтобы ты оставалась здесь. Полежи и отдохни.
— Я покончу с собой, если ты позволишь им увезти меня. — Не дождавшись ответа, она добавила: — Я убью себя, и виноват в этом будешь ты. — Она громко захохотала, потому что поняла — все ее планы рухнули.
Чарли не выразил никаких эмоций. Он закрыл за собой дверь, запер ее на ключ и положил ключ в карман. Угроза совершить самоубийство трогала его не больше, чем мольбы и хитрые уловки. Он верил, что, оставшись наедине, сможет найти решение и бесстрастно обдумать ситуацию. Но в голове стоял туман. Он совершенно отчетливо чувствовал, что голова заполнена густым серым туманом.
Мэри вышла из гостиной со шваброй в одной руке и щеткой для чистки ковров в другой.
— Звонила мисс Эллен Уокер. Она сказала, что ей надо во второй половине дня встретиться с каким-то джентльменом в Уилтоне и что миссис Хорст пригласила ее на ланч. Она скоро приедет.
Прислонив швабру и щетку к стене, она направилась к лестнице.
— Куда ты идешь, Мэри?
— Спросить миссис Хорст о ланче.
— У миссис Хорст болит голова, не надо ее беспокоить.
— А что мы подадим на ланч?
— Какая разница? — резко ответил он.
У Мэри задрожали губы. Это было так не похоже на мистера Хорста. Она уловила что-то странное и в нем, и в атмосфере дома.
— Чем я могу помочь миссис Хорст?
Он не ответил и с раздражением подумал, с какой стати в этот трагически-неопределенный момент его жизни ему надо еще терпеть всякие глупости Мэри, но уже через секунду успокоился и отругал себя за то, что излил злость на невинную девушку-служанку, которая не может защитить себя.
— Прости, — извинился он. — Я думал о другом, Мэри. Дай миссис Хорст возможность спокойно полежать, а насчет ланча — делай так, как сочтешь нужным. Мы с миссис Хорст не слишком голодны.
— Но приедет мисс Уокер.
— Конечно. — Он наклонил голову. — Меня устроит все, что ты сделаешь, Мэри.
Закончив разговор, Чарли пошел в гостиную и опустился в кресло как был — в макинтоше и сдвинутой на затылок котиковой шапке. Он долго сидел, не меняя положения, на самом краю кресла, расставив ноги и опустив руки. В холле тикали часы, Мэри что-то напевала, вытирая пыль с мебели, а по расчищенной дороге уже шуршали колеса проезжавших мимо грузовых и легковых автомобилей.
Чарли погрузился в мысли о себе и своей жене, об их браке и о том, как они могли бы жить, если бы скрылись от Баррета. Он уже больше не думал ни о том, что произошло, ни о своих душевных муках, ни об униженной гордости. Ему понадобилось всего несколько минут, чтобы поймать свою жену за подготовкой нового преступления. Ради своего спасения она пыталась убить двух мужчин. У нее был разум ребенка, и ее понятия о смысле жизни ограничивались ее собственными потребностями и желаниями. Поскольку ей вновь угрожала опасность, она снова и снова будет искать способы ее предотвратить привычным для нее способом.
Он стал растирать свои застывшие руки. Даже под фланелевой рубашкой и под суконным макинтошем его тело вздрагивало от холода. Он попытался представить себе свое будущее, и от того, что он увидел, ему стало нехорошо.
К реальности его вернули чьи-то крики за окном. Сыновья Килли скатились на санках с горы и сквозь снежные сугробы продвигались к дверям черного хода. Войдя в дом, они поболтали с Мэри, погрелись у огня на кухне и поели яблок. После чего привязали корзину с продуктами к санкам и отправились назад, но так как корзина, даже привязанная, стояла непрочно, одному из них пришлось придерживать ее руками, пока другой тянул санки за веревку. На полпути к горе они поменялись местами.
Чарли смотрел им вслед, пока они не исчезли из виду. Они исчезли, и все вернулось назад: он опять погрузился в размышления и кончил тем, что признал себя виновным. Хотя не он вызвал этот кризис, снять с себя вину Чарли был не в состоянии. Он проявил непростительную слабость по отношению к Беллилии. С самого начала закрывал глаза на ее дурные поступки и потакал ее капризам. Конечно, он не мог знать, что молодая нью-орлеанская вдовушка была убийцей, но знал, что она часто врет, разыгрывает нелепые сцены и нечестно пользуется своей сексуальной неотразимостью, властвуя над ним. Ему нравились, даже веселили маленькие женские уловки, ибо льстили ему и щекотали его мужскую гордость. Но, полюбив слабость, он сам стал слабым.
Его охватила злость. И она была сильнее той, что он испытал, когда увидел свою жену за кухонным столом с куском сыра в одной руке и с коробкой с ядом — в другой. Сильнее эта злость была потому, что обратилась внутрь, на себя самого. В прихожей, когда его пальцы сжали горло Беллилии, ярость Чарли была направлена на нее за ее преступление. Теперь же Чарли ненавидел себя. Он знал, что если продолжит свою жизнь с Беллилией, то будет, как и прежде, потакать ей, уступать и ублажать, чтобы она не совершала больше никаких преступлений.
Он встал, расправил плечи и быстрым легким шагом пошел к лестнице. Беллилия не слышала, как он отпирал дверь, как вошел в спальню. Она, видно, сразу упала навзничь поперек кровати, как только он ушел. Ее шпильки вывалились из прически, и распущенные волосы растеклись яркими темными струями по обе стороны головы.
Чарли стоял над кроватью и смотрел на нее. Она плакала. Обычно слезы Беллилии действовали на него. До нее он не знал женщин, которые бы плакали и просили их пожалеть. Когда он утешал ее и вытирал ей слезы, это всегда пробуждало в нем мужскую гордость. А сейчас, стоя над постелью и глядя на ее несчастное, залитое слезами лицо, он жалел ее совсем по-другому, без своего обычного самодовольства. Не говоря ни слова, он надел войлочные туфли и вышел из комнаты.
На этот раз он не стал запирать дверь на ключ. Беллилия подняла голову и посмотрела ему вслед. Однако, когда он вернулся, она лежала в том же положении — с закрытыми глазами, раскинув руки на покрывале.
— Выпей, — сказал Чарли, протягивая ей стакан воды.
Беллилия не отвечала.
Он подошел поближе.
— Выпей это, Беллилия.
На этот раз она открыла глаза и с трудом подняла голову.
— Подожди, я тебя усажу поудобнее, — предложил Чарли и, поставив стакан на тумбочку у кровати, поднял голову жены, подтащил подушки и подложил ей под голову. Затем снова протянул ей стакан.
— Что там?
— Пожалуйста, выпей это.
