– Я хочу лететь… Просто… За два с лишним года я заработалакое-какие деньги. Они лежат в музыкальной шкатулке у Макара дома. Часть денег,правда, совсем незначительная, в банке… Я не сниму их так быстро… Я многоработала, Миша, так много, что падала на пол от усталости… Я не могу всеоставить…
– Забудь про деньги, Вера! Главное, что мы вместе. Я небеден. Я смогу тебе компенсировать все потерянное. – Михаил, сжав мою руку,поднес ее к губам: – Ты едешь?
– Еду! – крикнула я, бросаясь к нему на шею.
Мы вышли из кафе и побежали к машине. В салоне нас ждалтоварищ Михаила.
– Моего друга зовут Савелий, – запоздало представил его мойлюбимый.
– Как твоя голова? – улыбнулась я.
– Зажила, – засмеялся Савелий и пересел за руль.
Прижавшись к Михаилу, я закрыла глаза и подумала о том, чтонеимоверно счастлива, потому что любима, потому что люблю…
…Как только самолет оторвался от земли, я дала волю своимчувствам. Перед глазами возник Карась, затем Макар, Глеб и все те, с кемпришлось пережить три долгих года. Убегая от прошлого, я хотела его забыть,навсегда вычеркнуть из памяти.
Михаил крепко держал меня за руку, рядом с ним мне былотепло и уютно. Врать, играть и хитрить больше не хотелось. Вернее, в этом небыло нужды. Наклонившись к Михаилу, я шепнула ему:
– Нет, за его сына.
– Неплохой ход, – засмеялся Михаил, шутливо дергая меня задлинную челку. – Разберемся! Сделаем новый паспорт и оформим новый брак.Делов-то…
Глава 19
Спустившись по трапу самолета, я чуть не разревелась. Михаилобнял меня за плечи и осторожно спросил:
– Вера, ты о чем-нибудь сожалеешь?
– Нет, только о деньгах, которые пришлось оставить, –грустно сказала я, опуская глаза. – Ты меня не поймешь. Вкалывала, вкалывала,копила, копила, а потом все бросила и уехала, не взяв ни копейки…
– Верочка, эти деньги могли бы стоить тебе жизни. Жизньдороже любого материального благополучия, пойми.
– Может быть, – всхлипнула я. – Только жизнь, когда в нейнет материального благополучия, ужасна.
– Ты неисправима, – засмеялся Михаил и пошел искать такси.
Часа через полтора мы подъехали к красивому двухэтажномуособняку и вышли из машины.
– Насколько я понимаю, это наше с тобой жилище? –присвистнула я.
– Как видишь.
– Сколько, ты говоришь, здесь комнат?
– Восемь.
– Не слабо, – усмехнулась я, открывая дверь.
Кухня, столовая, гостиная, обставленная дорогим гарнитуромиз карельской березы… А это что? Перешагнув порог, я замерла в изумлении.Посреди комнаты стояла большая кровать, накрытая золотистым покрывалом, слабомерцающим в полумраке, рядом с кроватью – кресло, за ним – вентилятор сбольшими лопастями, чем-то похожий на перезревший одуванчик, готовыйразлететься от малейшего дуновения теплого летнего ветерка, на окнах – плотныежалюзи, совсем такие же, как в Праге…
Михаил сел в кресло и, наклонившись, включил магнитофон.Нежный и сильный голос Селин Дион тронул душу… Улыбнувшись, я сделала несколькотанцевальных движений, но потом, не сдержавшись, заревела так громко, как бабыоплакивают покойников на похоронах.
После пережитого в Праге мне пришлось очень долго приходитьв себя. Просыпаясь по утрам, я с жадностью смотрела на Михаила, изучая каждуючерточку любимого лица. Затем вставала, варила кофе, провожала Михаила наслужбу и, оставшись в полном одиночестве, до вечера слонялась по комнатам,вздрагивая от каждого шороха. Постепенно я привыкала к России. Читала книги,газеты, смотрела телевизор, как девочка, удивлялась тому, что все передачи идутна русском языке. Мне не верилось в то, что больше не придется работать, чтоМакар с его отморозками – давно пройденный этап. По ночам мне часто сниласьПрага. Нет, не та Прага, которую так любят посещать туристы, а Прага, уродливоисковеркавшая мою жизнь. Да и не только мою. До безумия было жалко Светку,погибшую от рук Карася, других девчонок, обманутых процветающими на торговлеживым товаром фирмами, беспутную Любку, обожавшую деньги не меньше меня…Предательство подруги я давно простила…
Два раза в день ко мне приходила медсестра и делалауспокоительные уколы.
– А что вы, милочка, хотите? – говорила она, набирая шприц.– Длительную депрессию излечить не так-то просто. Еще неизвестно, как потомповедет себя ваш организм.
Проводив ее, я ложилась на диван и засыпала. Я много спала,много ела, когда получалось, гуляла по мокрым от дождя улицам, с наслаждениемвдыхая прохладный – совсем не пражский! – осенний воздух, и вскоре усталость,изнурявшая меня в течение двух с половиной лет, как-то незаметно началапроходить.
Недели через три после возвращения в Россию Михаил сделалмне новый паспорт, и мы поженились. Свадьбы у нас не было. Я сама не захотелапышных торжеств. Приехав из загса, мы долго сидели у камина, затем, выпившампанское, предались любви… Мой муж оказался трудоголиком. Фирма егопроцветала, деньги лились рекой, отказа я ни в чем не знала. Но все же домашняяжизнь угнетала меня…
– Знаешь, Миша, – однажды сказала я, причесываясь передзеркалом, – пора мне, пожалуй, потихоньку выходить в свет…
– Что ты имеешь в виду? – улыбнулся Михаил.
– Что я хочу? Я хочу заняться делом!
– Хорошо, Верочка, я подумаю об этом. – Поцеловав меня вщеку, Михаил ушел.
Через неделю после этого разговора мне исполнилось двадцатьчетыре года… Этот день я запомнила на всю жизнь.
– Собирайся, поехали, – сказал после завтрака Михаил,загадочно улыбаясь.
– Куда? – удивилась я, подкрашивая губы, и, не получивответа, вприпрыжку спустилась к машине.
Пропетляв по улицам, мы остановились у недавноотремонтированного двухэтажного симпатичного домика. «Вера» – броскими буквамивыведено на фасаде. Не поверив собственным глазам, я несколько раз обошлаздание. Михаил вышел из машины и громко рассмеялся.
– Что это? – повернулась к нему я.
– Это обещанный ресторан.
