Нет, давайте оставим в покое мое далекое прошлое (если удастся!) и вернемся к основному рассказу. Мы с Мирандой единодушно считали, что ей не следует оставаться одной. Я договорился с Омаром, что он будет неотлучно находиться при ней и применит свои навыки телохранителя, а также оружие, если нападавшие на нас предпримут новую попытку, не обнаружив в портфеле желаемого. Оставался вопрос: с какой стати русскоговорящие головорезы вдруг заинтересовались личной историей Ричарда Брейсгедла? Может, Булстроуд тоже был связан с ними? Я задал этот вопрос Миранде, и она посмотрела на меня как на сумасшедшего. Дядя Эндрю вряд ли знал в Нью-Йорке кого-либо, кроме ученых, и никогда не упоминал ни о каких русских, преступниках или нет. В таком случае, бандиты действовали на свой страх и риск? Более вероятно. Вопреки выдумкам телевидения, организованная преступность приобрела русскую окраску в прошлые десятилетия; так называемая мафия, но только не русская. Кому-то нужны громилы с сильными руками — по сути, палачи — и он находит их поставщика. Кто этот человек, непонятно, но искать его — не наша работа. Что я и объяснил Миранде. Мы должны позаботиться о ее безопасности, с чем Омар прекрасно справится, как я полагал, и уведомить полицию о новом повороте событий.
Около восьми появился Рашид из агентства по найму, чтобы отвезти меня на работу. Я оставил Миранду на попечении Омара с инструкцией, чтобы он ни на мгновение не упускал ее из вида, и прервал его пространный рассказ о том, как хорошо он вооружен. Этого я не хотел знать. Из офиса я позвонил детективу Мюррею и рассказал, что произошло сегодня ночью. Он спросил, успел ли я разглядеть номер машины, я ответил «нет». Он сказал, что особенно рассчитывать на обнаружение портфеля не следует и что он передаст меня офицеру, который сообщит о пропаже моего портфеля страховой компании.
Я сказал, что это не имеет особого значения, а ночной инцидент, скорее всего, связан с убийством Эндрю Булстроуда. Последовала пауза, а потом детектив спросил, как я пришел к такому выводу. И тогда я рассказал ему о мисс Келлог, о том, что некто, говоривший с акцентом, пытался получить у нее рукопись, что ночные громилы тоже говорили на языке, похожем на русский, и что именно это все связывает. Он спросил, сколько стоит рукопись, и я ответил, что Булстроуд купил ее за пару тысяч долларов, но…
И тут я осекся. История с Шекспиром представляла собой лишь предположение, и я знал, как воспримет мои догадки нью-йоркский полицейский. Поэтому я скомкал разговор и долго ждал, пока меня соединят со скучающим офицером. Когда наконец это произошло, я снова изложил ему подробности нападения. Потом я позвонил мисс Пинг и спросил, как обстоят дела с завещанием Булстроуда. Она ответила, что с ним не должно быть никаких осложнений, все очень просто — примерно через месяц оно пройдет через суд по делам о наследстве; и поинтересовалась, есть ли тут спешка. Я ответил, нет, совсем наоборот, никакой спешки. Тело покойного, сказала она, будет отправлено самолетом сегодня, этим занимается некто Оливер Марч — видимо, тот самый «друг», о котором я уже слышал.
Согласно записной книжке, ланч в тот день я пропустил и отправился в гимнастический зал, хотя это был неурочный день для посещения. Мне хотелось потолковать с кем-нибудь о русских, и гимнастический зал для этого очень подходил. Однако когда я приехал, выяснилось, что Аркадий сам хочет потолковать со мной. Он повел меня в свой крошечный, загроможденный вещами кабинет с дешевым ковром, куда еле-еле втиснулись стол и несколько кресел. Стол терялся под массой журналов о тяжелой атлетике, грудой вышедшего из строя снаряжения и множеством диетических добавок — кое-какие из них легально используют на Олимпийских играх. Еще там была стеклянная витрина с внушительным набором медалей и кубков Аркадия (бывший СССР не экономил на своих любимцах), а стены украшали фотографии победителя в количестве куда большем, чем у меня. Аркадий Демичевский — мужчина приземистый, с густыми волосами, маленькими, глубоко посаженными карими глазками и двадцатидюймовой шеей. Он немножко похож на неандертальца, но человек он цивилизованный, культурный и добрый, с хорошим чувством юмора. Сегодня, однако, он выглядел необычно серьезно.
— Джейк, — сказал он, — нужно поговорить.
Я заметил, что он кажется смущенным и старается не встречаться со мной взглядом.
— Джейк, ты знаешь, меня не заботит, чем занимаются посетители гимнастического зала за его пределами. Если они в зале ведут себя прилично, пусть остаются, если же нет… — Он сделал жест, словно швырнул через плечо воображаемый предмет, и присвистнул сквозь зубы. — Так вот, Джейк. Я давно знаю тебя, и мне неловко спрашивать, как ты впутался в какое-то… ну… в какое-то… дело с плохими парнями.
— Эти плохие парни говорят по-русски?
— Да! Гангстеры. Случилось вот что. Позавчера, ближе к вечеру, я пошел в клуб на Брайтон-бич, ну, где бывают одесситы, знаешь, да? Там русская баня, можно поиграть в карты, немного выпить. Двое из них подсаживаются ко мне в парной, у них татуировки — драконы там, тигры. Это означает, что они зэки, сидели в тюрьме в Сибири. Они гордятся этим, ты понимаешь. Никакой культурой и не пахнет. Ну, они спрашивают меня, знаю ли я Джейка Мишкина. Я отвечаю, да, Джейк Мишкин честный американский гражданин, тяжелоатлет. Они говорят: на это нам наплевать, мы хотим знать, чем он занимается и какой у него бизнес. Я на это: эй, я вижусь с ним в гимнастическом зале, я с ним не работаю. Тогда они начинают расспрашивать дальше, и я не понимаю, о чем они толкуют. Какая-то женщина, имени ее я никогда не слышал. Ну, я и говорю им…
— Келлог.
— Да! Точно, Келлог. Я говорю, что не знаю никакой Келлог, я не интересуюсь личными делами Джейка Мишкина, а они говорят, я должен навострить уши и разузнать все об этой Келлог и Джейке Мишкине. И что мне делать? Во что ты ввязался, Джейк, откуда взялись эти гангстеры?
— Не знаю, Аркадий. Сам хотел бы знать.
Я рассказал ему о нападении на меня и мисс Келлог и о краже портфеля, но не стал объяснять, что в нем было. Однако Аркадий хорошо знал русских, а потому погладил подбородок и спросил:
— Так что лежало в портфеле, Джейк? Не наркотики?
— Не наркотики. Бумаги.
— Ты можешь отдать их, чтобы тебя оставили в покое?
— Не могу. Это долгая история. Мне хотелось бы знать, на кого твои зэки работают, если у тебя есть какие-то мысли на их счет.
— Учти, я тебе ничего не говорил.
Аркадий покусывал нижнюю губу, его взгляд метался из стороны в сторону. Видеть, как этот большой и уверенный в себе человек нервничает, точно воробышек, почти так же шокировало, как нападение ночных головорезов.
— Они работают на Осипа Шванова, — после долгой паузы прохрипел он. — Называют себя «Организация».
— Кто они такие?
— С Брайтон-бич. Еврейские гангстеры. Знаешь историю? Двадцать лет назад Америка говорит Советам: вы удерживаете своих евреев против их воли, как нацисты, вы преследуете их, не позволяете им уехать. Ну, Советы отвечают: ладно, вам нужны евреи, вы их получите. Потом они отправляются в ГУЛАГ, разыскивают всех преступников, у кого в паспорте стоит «еврей», и говорят: убирайтесь в Америку, убирайтесь в Израиль, доброго пути. Так они оказались здесь. Конечно, большинство евреев из Советского Союза — нормальные люди, мой бухгалтер один из них, милейший человек, но очень много и преступников. И они взялись за старое — контролируют шлюх, порнографию, наркотики, то, что вы называете вымогательством. Они очень скверные люди — вроде тех Сопрано, из сериала. Но Сопрано дураки, а эти очень хитрые, очень умные и к тому же евреи! И Осип среди них самый худший.
