— Да, это сильно, — призналась Сара. — Правда.
— Если бы ты умела обделывать такие делишки, ты сидела бы на моем месте, девочка. Поторопись, если не хочешь его упустить. И советую тебе по пути захватить его сына. Может быть, оказавшись вдвоем, Канторы захотят нам рассказать больше.
— Я выхожу.
— Не тяни. Отсчет времени начался десять минут назад.
— Поняла. До скорого.
Сара положила трубку. Вытерев полотенцем пот с затылка, она кинулась одеваться.
Полицейские, суетившиеся в коридорах Управления уголовной полиции, пребывали в явном напряжении. Присутствие бывшего террориста в доме на набережной Орфевр действовало на всех возбуждающе, тем более что Лопес по этому случаю приказал повысить меры безопасности.
Сара провела Алекса Кантора через лабиринт кабинетов и доставила к комиссару. Последний коротко обрисовал ситуацию.
— Предлагаю вам сделку, — заключил он. — Вы рассказываете мне то, чего я не знаю, а я даю вам возможность попрощаться с отцом. В противном случае вам придется ждать разрешения на посещение от итальянской администрации. И, как мне кажется, ждать надо будет долго. Год или два, это в лучшем случае.
Метод Лопеса. Все четко и прямо. Сначала сказать, а потом уже думать. То, что он предлагал Кантору, далеко выходило за рамки его законных полномочий.
— Вашего мертвеца зовут Марио Монти. Мой отец хорошо знал его.
Алекс говорил около четверти часа. Он описал фотографию, найденную в обувной коробке, и повторил то, что запомнил из рассказа отца. Закончил он откровениями Кемпа о прошлом Наталии.
Алекс ждал строгого внушения за то, что он прихватил с собой копию записей с видеокамер, но Лопес не стал комментировать это сокрытие улик. Когда Кантор-младший умолк, комиссар просто пометил что-то в блокноте и покачал головой:
— У вас есть пять минут. Сара, проводи его.
34
Вид отца меня взволновал. Измученное лицо и смятая одежда свидетельствовали о том, что его бесцеремонно подняли с постели.
Его заперли в крохотной комнатке. Когда я вошел, он сидел в углу, на табурете. Увидев меня, он встал и показал мне стоявший в углу маленький чемоданчик:
— Вот все, что мне разрешили взять с собой. Немного одежды, туалетные принадлежности, больше ничего... Мне пришлось даже оставить дома моего Данте. А я-то думал, что таких книг боятся только тоталитарные режимы!
Он притворился, будто это открытие его развеселило. При виде его грустной и разочарованной улыбки я чуть было не заплакал от бессилия. Я попытался как можно лучше скрыть свою боль и обнял его.
— Алекс...
Никогда прежде мое имя в его устах не звучало как прощание.
— Не волнуйся. Тебя вытащат. Я позвоню Дмитрию. Он знаком с лучшими парижскими адвокатами. Завтра утром ты будешь на свободе.
Мне претила эта лицемерная игра. И отцу тоже. Мои слова его даже обидели.
Он строго посмотрел на меня. Мои попытки корчить из себя крутого раздражали его, как ничто другое.
— Не пытайся разыгрывать эту дурацкую комедию. Мы оба прекрасно знаем, что будет. Завтра утром я вернусь в Италию, и меня бросят в самую поганую тюрягу, какую только найдут. Давай искать во всем этом положительную сторону: по крайней мере, я умру на родине.
— Я не понимаю, что они имеют против тебя. Почему вдруг такая срочная высылка? Тебе давали спокойно жить здесь двадцать пять лет... Твое прошлое уже так далеко.
— Речь идет не о прошлом, Алекс. Они не стали бы возиться, если бы это, так или иначе, не было связано с настоящим. Пока в мои легкие будет поступать хоть немного воздуха, я буду представлять для них опасность. Не знаю почему, но кто-то в Италии очень заинтересован в том, чтобы я исчез. Ну, ждать ему недолго. Я чувствую, что жизнь уходит из меня, вытекает изо всех пор. И я никак не могу этому помешать.
— Не говори глупостей. Они там будут тобой заниматься. Я потребую, чтобы сразу по приезде тебя осмотрел врач.
Отец дотронулся до моей щеки и ласково сжал ее пальцами. Он не делал так со дня смерти мамы. Он глубоко вдохнул, и этот вдох вызвал сильный приступ кашля.
— Я устал от всего этого, Алекс, — сказал он, когда его отпустило. — Я больше не хочу драться. Даже если бы я мог прожить дольше, я уже этого не захочу. Мне пришло время выйти из игры.
Из громкоговорителя в углу стены послышался голос Сары Новак:
— Простите, что прерываю вас... Агенты Национального управления по борьбе с терроризмом настаивают на том, чтобы забрать вас, господин Кантор. Комиссар Лопес задержал их у себя в кабинете, но это ненадолго. Они не должны застать тут Алекса.
— Спасибо, что дали нам несколько минут, — ответил отец безликому голосу. — Она права, уходи скорее.
Мне было очень грустно, что нам пришлось дождаться этого момента, чтобы открыть друг другу сердце. Я обнял его. Воспользовавшись этим, он прошептал мне на ухо:
— Я думал о твоей видеозаписи. Ему нужна была картина, а не содержимое сейфа.
И он тут же отстранился от меня.
— Увидимся в Риме, — неуверенно проговорил я. — Береги себя.
Он покачал головой и помахал мне.
— Последнее, Алекс... — сказал он, когда я уже стоял на пороге комнаты. — Передай мой привет Серджо Тененти. Доверь ему картины, с которыми у тебя возникнут проблемы. Он разбирается в искусстве, он даст тебе совет. Его римский адрес найдешь в моей старой записной книжке. Уезжая, я оставил ее на кровати. Надеюсь, что Серджо за это время не переехал.
В тот же момент Сара Новак схватила меня за локоть и потащила за собой. В другом конце коридора по бетонному полу уже гремели тяжелые шаги тех, кто шел забирать моего отца.
35
Несмотря на аспирин, на двойную порцию кофе, выпитого перед работой, Сару не покидало ощущение, будто ее голову сжимает терновый венок. Стоило чуть-чуть наклонить голову вправо или влево, как ее лицо искажалось от боли.
Чертово расследование. Еще немного — и она не выдержит этого ритма. В любом случае, если она не сможет найти убийцу Наталии Велит в ближайшее время, Лопес вырвет у нее кишки и повесит в качестве украшений на рождественскую елку.
Когда она поравнялась с секретаршей комиссара, та, не отрывая глаз от компьютера, протянула ей листок:
— Вам факс из института судмедэкспертизы.
Сара вырвала листок из ее руки.
— Не за что, — бросила секретарша.
