Не говоря ни слова, Наги толкнул Камински вперед. Оба полицейских остались ждать за дверью. Врач прошел вперед и пересек комнату, в центре которой на тяжелом мраморном столе стояла гигантская лампа. Нетрудно было догадаться, где оказался Камински. Анатомическая. «Бог мой, что же произошло?»
Вращающаяся дверь вела в прямоугольную вытянутую комнату с бесконечным рядом маленьких дверей с левой стороны. У одной из этих дверей врач остановился, открыл ее и вытащил наружу носилки. Под некогда белой простыней просматривались очертания тела.
Из-за странного запаха в комнате, тревожной атмосферы, которая здесь царила, и неопределенности Камински прошиб пот. Он с трудом подавлял позывы рвоты и боялся, что его стошнит прямо здесь. Камински вздрогнул, когда врач убрал простыню.
– Что вы на это скажете? – жестко спросил Наги.
Камински отвернулся: Фостер.
– Что вы на это скажете? – повторил Наги.
– Это Чарльз Д. Фостер, – едва слышно ответил Камински. – Я с ним познакомился вчера.
Наги подошел к Камински ближе.
– Вчера Фостер был уже мертв, – констатировал он и грозно посмотрел на Артура. – Он умер от передозировки морфия.
Наги поднял руку покойного и указал на многочисленные синяки от инъекций.
«Ампула», – вспомнил Камински. Он полез в карман и вытащил пустую стекляшку.
– Что это? – спросил Наги.
Камински молча протянул ампулу комиссару.
– Интересно, – произнес Наги и взял ампулу в руки. – Значит, вы признаетесь, что убили Фостера этой инъекцией?
– Вы с ума сошли! – нервно закричал Камински. Он наконец понял, о чем идет речь. – Я, похоже, сам стал жертвой покушения на убийство. Ампула лежала у меня под кроватью в отеле. И я могу сказать, откуда эта ампула!
– Ах вот как… – с иронией заметил Наги. – Неужели это ампула таинственного незнакомца?
– Послушайте… – Камински разозлился. Он понял, что оказался в сложной ситуации. – Послушайте, когда я вчера вернулся в отель после обеда с Фостером, то обнаружил в своей комнате доктора из госпиталя Абу-Симбел…
Наги недоверчиво смотрел на него.
– Я должен все объяснить, – продолжал Камински. – У меня роман… – Он поправился: – У меня был роман с доктором Геллой Хорнштайн, но чем дольше он продолжался, тем больше у нас было проблем. У меня есть подозрения, что она хотела меня убить.
– Убить вас?
Камински пожал плечами. Он заметил, что Наги не верит ни единому его слову. Но как иначе ему было защищаться?
Наги подал доктору знак. Тот накрыл труп Фостера и задвинул носилки обратно.
Потом Наги серьезно сказал:
– Мистер Камински, я арестовываю вас. Вы убили Чарльза Д. Фостера.
Камински был не в состоянии что-либо возразить и только хватал ртом воздух. В голове билась одна мысль: «Прочь из этой комнаты!»
У входа в госпиталь ждали полицейские. Они взяли его под руки и повели к машине. Камински больше не воспринимал реальность. Очевидно, Гелла подставила его. Но действительно ли она так его ненавидела, что была готова даже совершить убийство? Почему она хотела свалить вину на него? В этом не было никакого смысла!
По пути в отделение полиции Камински неотрывно смотрел перед собой, покачивая головой и горько улыбаясь. Встреча с Геллой с самого начала не вписывалась в реальность. Если бы он не любил эту женщину, обожествляя ее, ему было бы стыдно перед самим собой, потому что он пресмыкался перед ней, как собака под плетью хозяина. Каким же жалким созданием он был!
Напрасно он искал хоть какое-то объяснение этой ситуации. Чем дольше он думал об этом, тем больше сомневался – особенно в свете событий последних недель, – что он хозяин своего рассудка. Не сыграли ли с ним злую шутку фантазия и память? И все из-за этой женщины! Конечно, при одном воспоминании о ней в нем просыпалось смутное желание, но от мысли, что он спал с убийцей, по спине бежали мурашки.
Когда машина остановилась в пыльном дворе полицейского участка в Асуане и Камински увидел маленькие квадратные окна с тыльной стороны здания, то понял, что есть только один способ выбраться из этой ситуации: он должен говорить правду, он должен рассказать о мумии. «Только это, – думал Камински, – только это может снять с меня страшные подозрения. Какой был смысл убивать человека, который предлагает целое состояние?»
Допрос в пустой комнате на первом этаже продолжался больше двух часов. Кроме Камински и Наги, в нем принимали участие помощник комиссара, протоколист и переводчик. Он переводил слова Камински с английского на арабский, и это занимало больше времени, чем само высказывание, Камински сомневался, правильно ли переводчик передает смысл его слов. Ему казалось, что переводчик позволяет себе еще и комментарии к его ответам.
Камински вынужден был сознаться, что его история звучит неправдоподобно. Особенно многочисленные моменты, которых он не мог вспомнить. Казалось, в его памяти образовались черные дыры, и это тоже было не в его пользу.
Наги взялся за дело серьезно. В конце концов, речь шла об убийстве влиятельной особы. Он неоднократно упоминал во время допроса, что в Египте за убийство полагается смертная казнь. Этот закон действует также и для иностранцев, которые совершили преступление на египетской территории.
Камински во время допроса рассказал не только о месте, где находится гробница, но еще и приплел Геллу Хорнштайн с ее чрезмерным интересом к мумии. Казалось, эта информация нисколько не удивила Наги.
Примерно через час после того как Камински дюжину раз извинился за провалы в памяти, Наги велел привести человека, которого Камински уже где-то видел. Он только не помнил, где и когда.
– Это тот человек? – спросил Наги незнакомца и кивком головы указал на Камински.
Мужчина уверенно кивнул.
– Да, с этим человеком мистер Фостер обедал в «Алье».
Он также сказал, что хорошо их запомнил, поскольку сам обслуживал, после чего они, этот человек и Фостер, вместе покинули заведение.
– Следовательно, – произнес Наги, обращаясь к Камински, – вы последний, кто видел Фостера живым. Что вы на это скажете?
Камински смотрел в пол. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя столь беспомощным. Его одолевала усталость, было трудно ровно сидеть на стуле. Камински решил не защищаться. Те моменты, которые всплывали у него в памяти, были больше похожи на фарс – невероятный, абсурдный. Поэтому он ничего не ответил на вопрос Наги, только покачал головой.
Дальнейший ход допроса поверг Камински в ступор. Наги все чаще задавал провокационные вопросы и употреблял слово «убийство». Он так долго говорил с Камински, что тот сознался в вещах, о которых ничего слыхом не слыхивал. Он хотел только, чтобы этот безжалостный допрос поскорее прекратился.
«Я этого не делал, – сказал он себе. – И когда-нибудь правда откроется».
