и пошёл к земле идущий рядом с флагманом бомбёр: одна из очередей прошила бензобак. спикировав, я тут же зашел в хвост другому «Юнкерсу» и расстрелял его в упор, стараясь не наскочить на трассу заднего пулемёта. ЭмГэ-пятнадцатый — оружие серьёзное, больше тысячи двухсот выстрелов в минуту может выдавать. В случае чего разрежет «чато» как тортик ножиком… Немецкий бомбардировщик как бы завис в воздухе — и вот уже от него отделились три темные фигурки, над которыми футуристическими цветками наполнились купола парашютов. Спускайтесь, гансы, спускайтесь… Сегодня ветерок хоть и не сильный, но дует на юго-восток, на удерживаемую республиканцами территорию. Были б вы испанцами-франкистами, может и укрыл бы кто-нибудь из сельских богатеев. А вот «алеманос» и «итальянос» тут не любят крепко, особенно бомбардировщиков: хотя от этих мест до Страны Басков с заровненной с землёй в апреле лётчиками фон Рихтгофена Герникой[1] далековато, но на Мадрид «Юнкерсы» летают регулярно и слишком часто встречая отпор республиканских истребителей предпочитают сбрасывать бомбы куда попало, чтобы суметь унести «крылья, ноги и хвосты». А «куда попало» означает: попало на крестьянские поля, отары и жилища. Так что если попадутся гансы в руки здешних кампесинос, то вряд ли те станут передавать пленных республиканским властям. Сами ухайдакают, и хорошо, если просто пристрелят без мучений.
Строй немецких бомбардировщиков рассыпался. «Юнкерсы» со снижением устремлялись в разные стороны. Лишь восемь или девять машин, тесно сбившись в кучу и взаимно прикрываю соседей пулемётами бортстрелков, упорно пёрли к Мадриду. Однако атаковать их в эту минуту уже не было никакой возможности — свалившиеся со стороны солнца «Хейнкели» и «Мессершмитты» тут же накинулись на наш «американский квартет».
Карусель воздушного боя — словно пружина: она то сжимается, и тогда крылатые машины мечутся в узком кругу, чудом не сталкиваясь друг с другом: хотя правильнее говорить — враг с врагом, то внезапно точно центробежной силой разбрасывается далеко в стороны, и тогда небо вокруг кажется настолько чистым, спокойным, что не верится, будто вокруг — враги, а где-то рядом — свои. И тут же другая сила, центростремительная, вновь вбрасывает в круговорот перкаля, металла и пулемётных трасс.
Такой вот «центробежной силой» от моего самолёта оторвало ведомого. Неудивительно: всё-таки Маркес Санчес — пилот молодой и вообще: «интеллигенция». Вот и не удержался Хулио на своём месте — позади и чуть выше. Паршиво, конечно. Пока искал глазами ведомого — заметил перу «Ме-сто девятых», явно нацелившуюся зайти ко мне в хвост. Фиг вам! Резко, чуть ли не вокруг собственной оси, разворачиваю истребитель: спасибо товарищу Поликарпову и всем сотрудникам его КаБэ, а также инженерам и рабочим авиазавода! Конструкция «И-пятнадцатого» позволяет ещё и не такое маневрирование. Жаль, что только на горизонталях. Короткими, резкими очередями пытаюсь заставить ведущего фрица отказаться от атаки. Нет, немцы упёртые: отвернуть-то отвернули, но тут же, сманеврировав, пытаются достать меня сбоку. А пули-то у них, похоже, разрывные: отчётливо вижу клубочки дымов, тянущиеся пунктиром метрах в двадцати перед моей машиной.
Да что я, гимнаст, чтоб так кувыркаться? Задрали гонять, сволочи! После войны если останусь без работы — в цирк пойду, «сальто-мортале под куполом», блин! Публика в очередях за билетами давиться будет! Попались, гады, опытные… То есть я им попался…
Что всего грустнее — приходится отгонять гансов очередями, а ведь тут не игрушка на компе, патроны ни фига не бесконечные!
Краем глаза замечаю недалеко парасоль[2] с красной полосой поперёк киля и республиканской «трёхцветкой» на хвосте. «Девуатин Д-371», в начале войны такие были в нашей Интернациональной эскадрилье, но я их уже не застал — нас, американцев, перебросили на Центральный фронт из Страны Басков уже когда появились советские истребители. А «Триста семьдесят первые» передали в авиашколу, чтобы было на чём учить курсантов-авиаторов. Откуда он тут взялся и чего полез? «Мессеры» этого «Девуатина» сгрызут как семечку и шелуху выплюнут! Тут на «чато» выкручиваюсь только за счёт манёвренности машины и личного опыта, а он?..
А неизвестный республиканец — наш парень! Метров с двухсот, из невыгодной позиции послал длинную очередь в сторону немецкой пары. И даже почти попал: ведущий ганс вынужденно отвернул, чтобы не наскочить на встречные пули, и за ним, будто приклеенный, отвернул его ведомый. Спасибо, братка!
Чуть качнув испанцу крыльями, изворачиваюсь и спешно стараюсь отобрать у немцев высоту на встречных курсах. Но «Ме-стодевятые» имеют всяко больший «потолок» и пилоты там — не первый день летают. Так что удаётся только на краткое время сравняться. Понимаю, что сейчас они меня опять поймают, достаточно только разминуться, а ведь в небе это — быстро! Эх, где мой Су-двадцать седьмой! Нет его пока в природе…
Замечаю внизу моменты разорванного в клочки воздушного боя: трое «Хейнкелей» зажали ещё один «Девуатин», чуть дальше кувыркается вниз, к земле, дымящий немецкий бомбёр, две пары «Мессершмиттов» берут в «коробочку» «И-пятнадцатый»… И ведь ничем помочь не могу! Впереди — фашистский истребитель, вижу даже контур врага за стеклом фонаря кабины. Вдавливаю гашетку — н-на!.. И очередь осекается.
Жарко в июле в Испании. И самолётом управлять физически трудно, не зря нас кормят по повышенной норме. Никто не подумает ничего, узнав, как я вспотел сегодня. Да и не узнает никто… Долетался, «Денисио Русо»…
Ахервам! «И-пятнадцатый» — не «Сушка», но какие варианты? Тяну управление на себя и тут же подопускаю. Движок захлёбывается и обиженно глохнет, даже сквозь лётный шлем слышу, как трещат и плачут от боли лонжероны… Но всё-таки истребитель исполняет что-то, отдалённо напоминающее неизвестную никому в этом времени «кобру», но, не завершив фигуру, я умудряюсь уронить его сверху на «месса»…
Очнулся от холодной боли на лице, ветра, норовящего выдавить глаза. Падаю!
Падаю сам-один, без своего «чато» с боровым номером «семьдесят четыре». А ветер в лицо, значит, от скорости. Кое-как нащупываю вытяжное кольцо, выдёргиваю его — и секунду спустя ощущаю боль на внутренней части бёдер, резкий рывок и кувырок с мгновенной остановкой в воздухе. Это получается, падал я башкой вниз. Не, я понимаю: мы ребята крепколобые, в лётчики иные не идут — но протаранить башкой земную кору вряд ли получилось бы. А боль… Ну, динамический удар — это такая штука… Должно быть, в полёте или уже при падении как-то не так сместились ремни парашюта. Бывает… Вот только болит не только там — боль ощущается
