обнимал за плечи и говорил, что ответит на все вопросы позже. Но к такому ответу я никак не была готова.
— А где их похоронили? — тихо спросила я. — Я хочу сходить к ней.
Демьян молча развернул машину и поехал на кладбище. Я прекрасно знаю дорогу, потому что каждый месяц мы ездим с бабушкой и семьёй Лёвы на могилу к моим родителям. На могилу к родителям и не родившемуся ребёнку.
Брат остановил машину у чёрных резных ворот. Вышел из машины, раскрыв зонт, и открыл дверь с моей стороны, молча приглашая выйти. Нажав на брелок и поставив машину на сигнализацию, брат положил руку мне на плечо и притянул к своему боку. Поцеловал в волосы.
— Пойдём.
Купив цветы, Демьян отдал один букетик мне и повёл по длинным рядам, которые навевали тоску. Не обращая внимания на то, что штаны и обувь промокли, взглядом скользила по надгробиям. Фотография на одном памятнике заставила меня резко остановиться. На какой-то миг мне показалось, что с фотографии на меня смотрит моя новая знакомая. Маша Синичкина. Те же белые кудряшки, те же голубые глаза, те же черты лица. Только приглядевшись, поняла, что с фотографии смотрит молодая женщина. Поправив на носу очки, подошла чуть ближе. Синичкина Вера Дмитриевна. 17 мая 1985 — 28 марта 2018. Ошибки быть не могло. Это мама новенькой. Схожие черты лица. Одинаковая фамилия.
— Чего застыла? — коснулся моего плеча Демьян.
— Ничего. Увидела знакомую фамилию. Пойдём.
Я вспомнила растерянный вид Маши. Её реакцию на моё ехидство. И стало ужасно стыдно. Девушка была ко мне дружелюбна, искренне была рада меня видеть, а я нахамила. Поёжилась от пронизывающего ледяного ветра и глубже зарылась носом в шарф. Поэтому не заметила, как мы подошли к надгробию, где была фотография Насти. В горле встал ком, когда я посмотрела в сияющие глаза девушки на фотографии. Демьян молча ушёл в ту сторону, где находится могила родителей, а я присела на корточки и положила цветы. Провела ладонью по фотографии, смахивая дождевую воду. Сейчас создалось ощущение, что это не капли катятся, а слёзы.
— Я клянусь тебе, что не держу на тебя зла, Настя, — тихо сказала я, смотря в глаза девушки на фотографии. Мне хотелось верить, что она меня слышит. — Мне жаль, что мы не смогли стать с тобой подругами. Мне очень жаль, что так всё вышло. Я верю, что виновных найдут. Я верю, что они понесут наказание.
Ещё раз провела пальцами по фотографии. Встала с корточек и побрела в сторону могилы наших родителей. Демьян стоит, низко склонив голову. Его плечи напряжены, а на скулах ходят желваки. Положила ладонь ему на спину и мягко провела.
— Они не обижаются, Дёмочка, — поднырнула под его руку и прижалась к горячему боку брата. — Они только счастливы, что у тебя есть семья. Главное ведь не то, как часто ты приходишь. Важно то, что ты их помнишь.
Заглянула в тёмные глаза брата, в которых затаилась боль. Я знаю, что родителей он любит больше меня. Потому что ему был двадцать один год. Он в разы лучше понимал, что произошло.
— Я постоянно думаю о том, что погибли не только они, — сорванным голосом шепчет брат. — У нас должна была быть сестра, Даша. Я был в казарме, когда узнал об этом, — улыбается слабо, явно вспоминая. — Я должен был вернуться как раз к родам.
Я молча обнимаю брата, чувствую, как под ухом колотится его сердце.
Так мы стоим минут десять.
Боковым зрением замечаю фигуру в чёрной куртке. Не знаю почему, но она привлекает моё внимание. Щурю глаза, вглядываясь. Вижу Сашу Коршунова, нашего новенького. Парень останавливается у могилы. Рукой проводит по надгробию. Я не вижу выражения лица парня, но по поникшим плечам, понимаю, что парня больно. Тот, к кому он пришёл сюда, был ему очень дорог. Я скольжу взглядом по его фигуре.
Стыдно признаться, но я целый день сегодня кидала на него взгляды. Что-то заставляло вновь и вновь скащивать глаза направо. На широкие разворот плеч, обтянутые чёрной водолазкой. На ровный нос, по которому жутко сильно хотелось провести пальцами.
— Ты знаешь этого парня? — раздаётся над ухом голос брата.
Я вздрагиваю, понимая, что слишком сильно увлеклась разглядыванием новенького. Покраснела, пойманная на поличном, и отвела быстро взгляд.
— Да. Это мой новый одноклассник. Ты разве не знаешь? — вскидываю глаза на суровое лицо брата.
— Нет, — пожимает плечами. — Я его в клубе частенько видел, когда Лекс помладше был. Способный парнишка. В нокаут даже взрослых мужиков отправлял. Надо будет обязательно заглянуть в клуб. Давно там не был.
— Лекс? — переспрашиваю я, чувствуя, как сердце начинает колотиться в ушах. — Его зовут Лекс?
— Что тебя так удивило? — подозрительно щурится, сканируя взглядом моё лицо.
— Ничего, — быстро спешу заверить брата.
Но по выражению лица Дёмы и по тому, как он кидает взгляд на новенького, понимаю, что он не поверил.
— Я так замёрзла, поехали уже домой.
А в машине я вспоминаю каждое слово Лекса.
«Ты вспомнишь, маленькая. Я обещаю».
«Ты знаешь меня давно, малыш. Пять лет».
«Врачи всё сделают, чтобы ты увидела. Чтобы ты вспомнила. Даже если не вспомнишь, я тебе напомню».
Пять лет? Может ли быть так, что Лекс, который был в больнице и Саша Коршунов — это один и тот же человек? От размышлений снова начинает болеть голова. Поэтому я просто прикрываю глаза и откидываюсь на мягкую спинку сиденья. По-прежнему мне не даёт покоя мысль, что я забыла что-то безумно важное. У меня десятки вопросов, на которые я не могу никак найти ответа. Например, почему у меня в шкафу чужая мужская толстовка? Почему в галерее телефона фотография голого торса? Идеального торса. С ровными кубиками пресса и развитой грудной клеткой. На фотографии штаны сидят непозволительно низко. И мне стыдно от того, что хочется пальцами проследить дорожку тёмных волос. Я
