Чувствуя себя усталой после долгой поездки и ощущая дискомфорт в желудке, она совершенно потеряла аппетит.
Томас окинул ее быстрым взглядом. Лицо его было непроницаемым. Он коротко кивнул:
— Вы можете приступить к своим обязанностям во вторник, а завтра отдыхайте.
Его манера говорить с ней была холодно-вежливой, и все же то, что он не заставил ее приступить к работе завтра же, о чем-то говорило. Впрочем, с ее стороны было бы глупо задумываться над этим.
Амелия повернулась и направилась в свою спальню, но лишь через три часа ей удалось забыться сном.
Не следовало выходить на утреннюю прогулку. Амелия поняла это, когда у нее сжался желудок. Ей нужно было еще раньше, когда проснулась, заметить признаки недомогания. Кружка горячего шоколада не принесла ей облегчения, а только согрела ее. И всё же лучше было бы снова лечь в постель, но она решила подышать свежим воздухом. К тому же Амелия полагала, что быстрая ходьба тоже пойдет ей на пользу, но и это оказалось не так.
Правда заключалась в том, что ей не терпелось уйти из дома до того, как все соберутся к завтраку. К тому же она ненавидела болеть. Ненавидела состояние беспомощности. Воспоминания о лихорадке, сотрясавшей тело, и запахе мятной воды все еще пробуждали в ней страх. Хотя то, что сейчас она упрямо игнорировала симптомы, ничего не меняло. Ясно как божий день — она больна.
Когда Амелия повернула обратно к дому, то увидела лорда Алекса, поднимавшегося на холм впереди нее. Он показался ей необычайно красивым со своей поджарой фигурой, облаченной в костюм для верховой езды, в котором сочетались коричневые и желтые цвета.
Он остановился прямо перед ней и приветствовал ее кивком головы. Потом приложил руку к шляпе:
— Леди Амелия.
— Лорд Алекс, — ответила она, вдруг осознав, что они впервые оказались наедине.
Он оглядел ее одежду.
— Решили прогуляться? — спросил он вежливо.
— Да, устаешь сидеть все время взаперти.
В уголках его рта появилась слабая улыбка. Рот этот был слишком пухлым, особенно для мужчины.
— Принимая во внимание мою дружбу с вашим отцом, не могу понять, почему мы так мало знакомы. Надеюсь поправить дело во время этого моего визита.
Обезоруженная этой речью, Амелия только молча смотрела на него, но потом быстро собралась с силами:
— Да, это и впрямь удивительно.
— Не вижу причины, почему бы нам теперь не продолжить знакомство. Умоляю вас, не ставьте в вину мне безобразно неуклюжее обращение Армстронга с вами.
В настоящем своем болезненном состоянии Амелия не могла понять, играет он с ней или говорит серьезно. Его красивое лицо было образцом джентльменского сочувствия и озабоченности.
— Конечно, нет.
— О, прекрасно. Рад это слышать. Не презирайте меня только по той причине, что я поддерживаю с ним дружеские отношения. — Он улыбнулся медленной заговорщической улыбкой: — Если дать мне возможность проявить себя, я могу быть обаятельным и приятным. Во всяком случае, так мне говорили.
Амелия тихонько хмыкнула несмотря на то что холод уже проник под ее толстый шерстяной плащ и принялся пощипывать кожу. Она поверила, что он именно такой, как описал себя: с этими своими серебристо-серыми глазами и ямочкой на подбородке. К счастью, лорд Алеке не задевал ее чувств так, как его друг.
Она издала болезненный стон, когда новый приступ боли чуть не заставил ее перегнуться пополам.
— В чем дело? — спросил он озабоченно.
Амелия на мгновение прикрыла глаза, чтобы побороть головокружение, и торопливо ответила:
— Нет-нет. Я в порядке. Должно быть, не выспалась после вчерашнего.
Меньше всего она нуждалась в его сочувствии.
Лорд Алекс тотчас же оказался рядом с ней, и его лицо выразило тревогу.
— Это желудок? У вас такой вид, будто вы сейчас упадете.
— Я… я в порядке.
И словно для того, чтобы усугубить свою ложь, она вцепилась рукой в перчатке в его рукав, ощутив под тканью сюртука сильную мускулатуру.
— Не могу понять, что со мной, — пробормотала она, ощутив новый приступ головокружения.
Амелия закрыла глаза, пытаясь побороть слабость. Лорд Алекс снял перчатку и прижал ладонь к ее лбу.
— Боже милостивый! Да вы вся горите! — сказал он в тревоге, повышая голос.
— Думаю, я заболела, — сказала она неуверенно.
— Правда? — спросил он, несколько озадаченный. — Идемте в дом.
Дом находился от них не далее чем в пятидесяти ярдах, но от одной мысли о том, что их придется пройти, у нее началась одышка.
Она шагнула вперед, опираясь всем весом о его руку, и тогда с быстротой, от которой у нее сперло дыхание, он поднял ее и прижал к груди.
— Нет, — возразила она, но протест ее прозвучал совсем слабо: — Пожалуйста, опустите меня. Я прекрасно могу идти сама.
Новый приступ желудочной колики был настолько силен, что у нее перехватило дух, и она уронила голову на его плечо, потому что все ее тело непроизвольно сжалось.
— У вас нет сил даже на то, чтобы держать голову, и вы полагаете, что я позволю вам идти? Вам нужны сейчас только постель и доктор!
Амелия закрыла глаза и вдохнула морозный воздух. Она никогда не любила врачей. Элен смогла бы принести ей больше пользы. Но она понимала, что протестовать бессмысленно. Как и его друг, лорд Алекс производил впечатление человека, которому редко в чем-либо отказывали.
Оба они держались с врожденной надменностью и могли без единого слова добиться послушания.
У него ушло всего несколько минут на то, чтобы дойти до дома, и нес он ее с такой легкостью, будто она ничего не весила. Он вошел в дом через черный ход, и их обоих тот час же обволокло тепло.
— Теперь вы можете опустить меня, — пробормотала она, открывая глаза.
— Я опущу вас, когда…
— Что происходит?
Их головы одновременно повернулись в сторону виконта, в голосе которого слышались стальные нотки. Он появился из бильярдной, и выражение его лица было как у возмущенного мужа, заставшего жену в объятиях любовника.
— Посылай за врачом. Леди Амелия больна.
В ответ на отрывистую команду друга, Томас сделал несколько стремительных шагов и преградил им путь к лестнице.
Черные брови лорда Алекса сошлись над сузившимися серыми глазами.
— Отойди, малый. Я несу даму в ее комнату.
Взгляд Томаса метнулся к бледному лицу Амелии. Ее веки затрепетали, а черные ресницы веером легли на скулы.
— Дай ее мне, — потребовал Томас и протянул к ней руки.
Рот Картрайта сложился в неприязненную гримасу, и он еще крепче прижал ее к груди.
