она не знала бы, как реагировать, – никогда ее не целовали в ответ. Наверное, решила мисс Хислуп, таково влияние мехов, и не ей судить гостью. Она будет действовать по проверенной схеме, каких бы усилий это ни стоило.
– Я очень рада знакомству, – проговорила мисс Хислуп несколько принужденно, однако решительно, провела Фанни в комнату, выдвинула третий стул, предложила раздеться и ненавязчивым, хотя и, без сомнения, радушным тоном выразила надежду, что гостья голодна. – Я спрашиваю, потому что мы как раз собираемся ужинать, – пояснила мисс Хислуп.
Что ж, пока все идет неплохо. Схема срабатывала с обездоленными созданиями – похоже, сработает и сейчас. Гостья не стала возражать, а послушно сняла свои меха. Увы: под манто у нее словно таилась тысяча фиалок – во всяком случае, таково было впечатление. Привычный легкий рывок – и комната наполнилась сладким ароматом. Свежие фиалки. Запах греха, мысленно вздрогнула мисс Хислуп и отвернулась, чтобы не получить излишнего наслаждения от аромата. Прискорбно, думала она, весьма прискорбно: эти милые цветы Господь сотворил совсем не для того, чтобы они служили прикрытием непристойного поведения (мисс Хислуп обуздывала свое воображение всякий раз, когда оно готово было подсунуть ей подробности такового). Притом сейчас Великий пост, подумала мисс Хислуп. Да, весьма прискорбно.
– Предложить я могу вам совсем немного – на ужин сардины, – сказала она.
О, этот запах греха! Поистине он выбивает из колеи! И вообще грех не должен пахнуть столь чудесно. Как правило, он пахнет совсем иначе – кому, как не мисс Хислуп, об этом знать!
– Сардины – моя любовь! – выдала Фанни, считая себя обязанной проявлять максимум признательности за все, – ведь здесь, в этой убогой квартире, с нею явно готовы поделиться последним.
А как мисс Хислуп надеялась, что сардины гостье не по вкусу! Консервная банка вмещает их определенное количество, притом небольшое, и воскресными вечерами они необходимы Майлзу в полном составе. Кроме того, как неуместно слово «любовь» в этих конкретных устах, пусть даже употребленное в отношении сардин! «Любовь» – святое слово и святое чувство. Разве позволительно сестрам Майзла во Христе (неважно, элегантным или потрепанным) вообще произносить его? Кстати, потрепанные сестры про любовь и не говорили – мисс Хислуп, во всяком случае, не слышала. Перед ней была первая сестра Майлза во Христе, уста которой (мисс Хислуп содрогнулась при мысли об устах Фанни) исторгли слово «любовь».
Не иначе все дело в меховом манто: стоит надеть его – и становишься дерзкой.
Что ж, не ей судить. Мисс Хислуп настроилась и выдала очередную порцию доброжелательности:
– Я рада.
– С ней горничная, – вмешался Хислуп, который как раз захлопнул дверь и стоял теперь с биреттой в руках, медля повесить ее на крючок, ибо понятия не имел, как будут разворачиваться события.
– Что?
Мисс Хислуп застыла над консервной банкой, где, она знала, голова к хвосту, было уложено кружком двенадцать сардин. Что-то помешало ей вскрыть банку. Вместо «горничная» мисс Хислуп послышалось «горчичное», и, поскольку она достаточно прочла святых текстов, память живо подсунула продолжение фразы в виде слова «зерно», а там и всю притчу. Что ж, ничего удивительного: мисс Хислуп привыкла, что брат, наделенный даром красноречия, использует его в самых неожиданных ситуациях. Вера с горчичное зерно, стало быть, у этой его новой сестры во Христе…
– Ах, Мэнби! – прервала Фанни ее благочестивые размышления. – Я и забыла, что она внизу.
– Ты имеешь в виду прислугу нашей гостьи, Майлз? – не без разочарования переспросила мисс Хислуп, и в следующий миг сердце ее упало. – Тогда, – продолжила она, овладев собой (ибо разве не вверял Майлз ее заботам заодно и прислугу?), – ей следует войти.
И мисс Хислуп бросила прощальный взгляд на консервную банку. Горничная – вот уж совсем неприятная неожиданность! Будто мало ей запаха фиалок, будто мало ей мехового манто! Как обращаться с этой горничной? Следует ли отнести горничную к тому же разряду, к которому принадлежит госпожа? Считает ли Майлз и ее своей сестрой во Христе?
Мисс Хислуп обвела глазами крошечную гостиную. Поразительно, как эти стены вмещают столько посторонних предметов и запахов. Вместят ли они еще и горничную? Должны постараться, сказала себе мисс Хислуп, расправляя плечи; горничная не останется за дверью, о нет. Никогда еще мисс Хислуп не видела женщины, что прислуживает даме из общества, а все, что ей доводилось слышать об этих существах, пугало сверх всякой меры. Мисс Хислуп шагнула к двери.
– Ну что вы! Не надо! Здесь же нет места! – воскликнула Фанни и схватила мисс Хислуп за рукав, не догадываясь, что это нервозное создание и так уже на грани срыва, затем обратилась к самому Хислупу: – Ступай скажи Мэнби, что она пневмонию заработает, если будет торчать на холоде. Неразумная упрямая Мэнби! Пусть возвращается к автомобилю, и немедленно! А если не захочет пойти одна, проводи ее.
От таких речей у мисс Хислуп возникло ощущение, будто она очутилась на скользком склоне и тщится удержаться на ногах. Меховое манто, горничная, автомобиль – а теперь еще и приказной тон, да по отношению к Майлзу, который в этом доме, да и во всем районе, сам фонтанирует распоряжениями! Это какой же доход у этих грешниц высокого ранга, это что же внушает им уверенность, будто можно командовать? Как ни велико было недоумение мисс Хислуп, она успела задаться вопросом: а внемлет ли эта конкретная сестра Майлза во Христе его наставлениям, а примет ли помощь от нее, Мюриэль Хислуп, вот сейчас, в период процветания? Мисс Хислуп помогала женщинам дурным, но раскаявшимся. Эта особа, без сомнения, женщина дурная, но до раскаяния пока не дозрела. Да и зачем ей раскаиваться, спросила себя мисс Хислуп (ее постигло озарение), если она, судя по мехам и прочему, находится на пике своей… карьеры? Уже не раз мисс Хислуп невольно отмечала (не делясь своим наблюдением с братом), что раскаиваются исключительно те женщины, что потеряли привлекательность. «С раскаянием, – считает каждая, – можно повременить: успею раскаяться, когда лоску поубавится». Порой, в минуты невыносимой усталости (мисс Хислуп, как и большинство никем не любимых женщин, жила и чувствовала как бы вполсилы), она допускала даже неподобающие мысли насчет Царствия Небесного. В самом деле, на что оно будет похоже, это Царствие – конечно, при условии, что после всех трудов Мюриэль Хислуп в него попадет, – если там ее встретят целые толпы блудниц, хотя бы даже и раскаявшихся?
* * *
Майлз густо покраснел. Снова Фанни командует, да еще при Мюриэль! Не говоря о сути команды: чего уж хуже – остаться наедине с