иногда, саундс лайк … отдает этим. Это как болезнь. Ты не видела, не знаешь того, что знаю я, – заметив испуг Ханны, задумалась, не звучит ли как одержимая. – Энивей, история нас рассудит.
– Лейла, правда… – на лбу Ханны появились морщинки, такое бывало редко, – в любом случае тебе, наверное, говорил Даниэль … сюда придет полиция. Ты, пожалуйста, с ними своими теориями не де-лись.
Лейла перевела взгляд на пустыню и крылья здания за окном, в пейзаже ничего не поменялось за последние месяцы.
– Правда, это важно. Ты скажи, что просто пришла на открытие Триеннале, стало нехорошо, вышла из зала. А потом оказалась в какой-то комнате, увидела большой холст и стала рисовать сама не знаешь что. – Ханна звучала убедительно, как будто проделывала такое не раз и делится секретами мастерства.
Лейла едва не съязвила в ответ, но одернула себя. О ней беспокоятся, наверное, она несправедлива к Ханне. Может, просто завидует всегда безупречной и уверенной во всем подруге …
– Ханна, я ценю твою заботу. Но лично мне важно говорить то, что я думаю.
– Мы все много чего думаем по разным вопросам. Но пойми, говорят напрямую все, что думают и чувствуют, только сумасшедшие. Мы живем в обществе, в социуме, не зря веками формируются те или иные социальные нормы. Не зря слова «нормальный» и «нормы» однокоренные.
– Окей, – ответила Лейла. Действительно, часто ли она говорила, что думала. Всегда говори да, то есть нет, и живи одна или вот в клинике.
– А в целом ты как? Лучше себя чувствуешь? Ничего не болит? – Ласковый тон Ханны смущал.
– Да, спасибо, все хорошо. Совсем ничего не болит, хотя должно бы, если я крашд с такой высоты. Наверное, опять лоадс оф … загрузили в меня всего, обезболивающих.
И тут что-то такое задребезжало опять. Видимо, об этой шестеренке, которая начинает сбоить, и говорил Даниэль. Ничего конкретного, Лейла только смутно улавливала что-то неправильное в голове, в воздухе вокруг.
– Мне надо прилечь, Ханна.
– Да, конечно, отдыхай. Я еще зайду к тебе.
– Спасибо, до встречи.
* * *
Наутро Лейлу возили по хорошо знакомым вычурным коридорам и белым комнатам. Сразу после обеда заглянула незнакомая медсестра: еще посетитель. Лейла подумала с тревогой, что это полиция, потом с надеждой, что Давид снова в Палестине и вот пришел. Она не удивилась бы.
Но в палату, шаркая и конфузясь, вошла долговязая Эмили с большой корзиной аляпистых фруктов в руках. Лейла даже подумала, не галлюцинации ли это.
– Привет, у меня к тебе корзина фруктов для выздоровления, – оттараторила гостья.
– Да, привет, входи. – Лейла присела на кровати, настороженно вытянулась.
– Хотела тебя навестить, узнать, как ты там, то есть тут.
– Да, спасибо, – продолжала вопросительно смотреть на гостью.
– Вот, вообще у меня фрукты от меня и от мамы. – Эмили стояла с корзиной в руках и мялась.
– Спасибо.
«О, точно, видимо, эту дылду прислала мамаша. А той-то что надо от меня?» – недоумевала Лейла. Но вслух спросила ровно:
– А как там поживает ваша мама, олл гуд?
– Все путем. Лейла, давайте погуляем в саду?
– Эм-м … да нет, я уже гуляла, спасибо. Может, хотите чаю?
– Не-не, спасибо. – Эмили странно подергивалась в лице. – Давайте все же погуляем, там очень круто сегодня.
Нет, не показалось, девушка подмигивала уже несколько раз подряд.
– Ну ладно … давайте прогуляемся. – Лейла встала с кровати.
Вдвоем они вышли в коридор, помахали медсестрам и прошли в садик. Теперь он казался маленьким и ненастоящим, хотя все равно очаровательным. Сколько они гуляли тут с Даниэлем. Тогда было так хорошо и спокойно: от нее ничего не зависело, не нужно было ни решать, ни думать.
– Лейла, надеюсь, вам лучше и вы уже поправляетесь, – громко сказала Эмили.
– Э, да, спасибо, вроде бы лайк получше.
Тут гостья перешла на шепот:
– Лейла, мы как бы вышли сюда, так как палата стопудово прослушивается.
– А, понятно, – машинально ответила Лейла, резкая перемена в собеседнице выбивала из колеи.
– Гм, в общем, так. То, что ты сделала, это круто. Можно же на ты, да? Но даже слишком круто для некоторых сил, реакционных. Мы должны вытащить тебя, пока сюда не добрались полицейские и журналисты. Знаешь, что они там готовят?
– Кто готовит? – Лейла привыкла к доле абсурда в диалогах и событиях последнего времени, но все равно терялась.
– Кто-кто? Из тебя ваяют невменько! Твоя выходка наделала много шума, и, как постоянно обсуждают моя маман с Даниэлем, единственный выход теперь – обесценить источник информации. У них там целый антикризисный штаб.
– Ноуп, этого не может быть. – Лейла улыбнулась дежурно, разговор становился необычным даже для нее.
– Может-может. Слушай, я не очень афиширую это по понятным причинам, но, когда училась во Франции, я стала частью молодежной организации Глобальная сеть любви. Мы работаем на объединение европейских, арабских и североамериканских стран. Как и ты, тоже выступаем против всего этого изма-изма, национализма-изоляционизма. Особенно против ксенофобских речей и всего такого.
– В смысле вы хотите создать европейско-арабско-американское государство?
– Не-не, нет, конечно. Просто мы, молодежь разных стран, хотим видеть сильными и едиными каждый свой регион, разрабатываем проекты Союза Европы, Американского Союза и Союза Арабских Стран. Пока это все только в теории, но у нас все больше сторонников. Давай я расскажу обо всем позже, окей? Главное сейчас – вытащить тебя отсюда, иначе они сделают все, чтобы засветить тебя полным неадекватом.
– Ю ноу, для этого нужно, чтобы я была неадекватом, ну, или хотя бы на время согласилась им казаться.
– Да согласишься, куда ты денешься. Лучше быть живым неадекватом, чем неживым.
– Что-что?!
– Вообще согласишься – не согласишься, по-любому сделают из тебя невменяемую, у Даниэля тут для этого богатый арсенал. Не успеешь оглянуться, как окажешься… – она заговорила плавно, опять пародируя мать, – с отчужденными правами и имуществом, – снова ускорилась, – это цитата, кстати.
– При всем уважении, Эмили, не могу согласиться, потому что Даниэль как раз обо мне заботится. Ай мин, он мой друг.
– Ага-ага, они с Ханной уже многое сделали, чтобы позаботиться о тебе, в кавычках.
– О чем ты, Эмили? Они мои друзья.
– Да они по всем ТВ каналам вместе с моей мамочкой только и рассказывают, как ты потеряла память и впала в бред и еще про твои кистеманство и зацикленность на Ади.
Лейла вся обратилась в слух, только мешал громкий стук в висках и груди. Эмили продолжала:
– Говорят, что ты часто пыталась строить нездоровые отношения, показывают кадры, где вы с Ади на рабочих тусовках. Еще кадры с тобой в этой
