до раскрытия преступлений на железных дорогах. Я слишком мягкосердечна, чтобы сказать ему, что он был бы для тебя ужасной помехой. Она отложила кисть в сторону и вытерла руки о тряпку. «Как долго ты можешь остаться?
«Увы, совсем нет времени», — ответил он. «У меня будет достаточно времени, чтобы собрать кое-какие вещи и ввести вас в курс происходящего. Как только я это сделаю, я заберу Виктора обратно в Оксфорд.»
«Я ему завидую. Я помню тот раз, когда ты взял меня туда на день».
«Это был ностальгический визит. У этого визита более серьезная цель».
Мадлен последовала за ним по лестничной площадке в их спальню. Пока он доставал несколько вещей из гардероба, он вкратце рассказал ей о последних событиях. Она была потрясена, услышав о том, как Туннэдин застрелил работника фермы, а затем был освобожден магистратом под залог, но ее больше всего интересовало то, что узнал Колбек о тяжелом положении Имоджен Бернхоуп.
«В какой ужасной ситуации ты оказалась», — сказала она. «Мне так жаль ее. Этот солдат, о котором ты говоришь, похоже, завладел ею, что заставил ее принять самое экстраординарное решение. Теперь она будет горько сожалеть о том, что покинула свою семью.»
Возможно, юная леди еще не достигла этой точки, Мадлен. Когда она это сделает, разочарование причинит ей глубокую боль. Я очень надеюсь, что мы сможем вернуть ее в целости и сохранности со второй попытки.»
«Вы думаете, что капитан Уайтсайд попытается обмануть вас снова?»
«Я уверен в этом, но на этот раз у него ничего не получится».
«А как насчет мистера Таннадайна?
«По праву, «сказал Колбек, «этот человек должен быть за решеткой. В глубине души сэр Маркус знает это. Именно по этой причине он согласился на мою просьбу ничего не говорить Туннэдайну о втором требовании выкупа. Если нам улыбнется удача, мы добьемся освобождения дочери сэра Маркуса и ее служанки. Пока ее утешает семья, мы можем преследовать похитителя и его сообщника.»
«Она окажется в очень странной ситуации», — прокомментировала Мадлен. «Будучи жестоко введенной в заблуждение мужчиной, которого она любила, Имоджен Бернхоуп придется вернуться к тому, к кому она не испытывает такой привязанности. В каком-то смысле она оказалась между дьяволом и глубоким синим морем.»
«Я оспариваю это, Мадлен. Она никогда не смогла бы вернуться в Тунннадайн. Если бы у нее были какие-то настоящие чувства к этому парню, она бы никогда от него не сбежала. Этот опыт подействовал на нее отрезвляюще», — сказал Колбек. «Она сильно страдала, но извлекла урок из своих страданий. Поставьте себя на ее место. Если бы тебя обманули, как, очевидно, обманула она, что бы ты чувствовал?»
Лицо Мадлен сморщилось, ей потребовалась всего секунда, чтобы принять решение.
«Мне казалось, что я никогда в жизни не смогу доверять другому мужчине», — сказала она.
«Это включает и меня?»
«Ты — исключение из правил».
«Скажи мне, почему».
«Перестаньте напрашиваться на комплименты, инспектор Колбек».
«Мне нужно что-нибудь, что поддержит меня ночью вдали от тебя».
«Поговори с Виктором Лимингом».
«У него ограниченные способности, когда дело доходит до разговора, Мадлен, и ему не хватает твоего неподражаемого обаяния. «Он поцеловал свои пальцы, затем коснулся ими ее губ. «Позволь мне задать тебе еще один вопрос.
«Кем я должна быть — Мадлен Колбек или Имоджен Бернхоуп?»
«Представь на мгновение, что ты последний», — сказал он. «Позволь мне повторить свой вопрос. Предположим — ради аргументации, — что ты все еще находишься под чарами этого умного человека. Предположим, ты добровольно обманываешь себя до того момента, когда пелена, наконец, спадет с твоих глаз. Он приподнял пальцем ее подбородок. «Что происходит потом?
Имоджен Бернхоуп была в таком отчаянии, что прошлась взад-вперед по комнате, прежде чем броситься в кресло, а затем встать, чтобы повторить весь процесс снова. Откровение горничной задело ее за живое. Отказываясь сначала в это поверить, она ворвалась в соседнюю комнату и попросила Рода открыть сундук. Все ее платья были аккуратно сложены в него. В тот момент, когда крышка была поднята, она начала перебирать каждый предмет одежды, в бешеном темпе продвигаясь к самому низу. Доказательства были неоспоримы. Красное платье пропало. Имоджин видела, как его складывали, поэтому знала, что оно покинуло Бернхоуп-Мэнор вместе с ней. Она не могла придумать причины, по которой капитан Уайтсайд или сержант Каллен сняли его, даже не спросив ее разрешения. Это был не просто неприятный инцидент. Это был первый жестокий рывок из ее прекрасного сна.
Немедленно последовал второй толчок. Ее любимого капитана не было в отеле, но она знала, что Каллен все еще там. Горя желанием встретиться с ним лицом к лицу и потребовать правды, она подошла к двери и обнаружила, что ключ повернут в замке снаружи. То же самое было и в ее комнате. Выхода не было. В один миг Имоджин и ее горничная превратились из избалованных гостей в настоящих пленников. Все задержки и корректировки первоначального плана теперь приобрели более зловещий характер. Пока она отчаянно пыталась убедить себя, что Уайтсайд никогда бы ее не предал, до нее наконец начала доходить правда, и это оказало сокрушительное воздействие. Настаивая на том, чтобы ее оставили в покое, она беспокойно расхаживала по своей комнате, время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть в окно в надежде увидеть возвращение мужчины, который привел ее сюда.
Прошло больше часа, прежде чем она увидела, как он подъехал и передал свою лошадь конюху. Направляясь к отелю, он увидел ее в окне и, сняв шляпу, низко поклонился. Это на несколько секунд прогнало ее страхи, но вскоре они вернулись, чтобы напасть на нее. К тому времени, когда он постучал в дверь и повернул ключ в замке, она дрожала от страха и замешательства.
«Что с тобой, любовь моя?» — спросил он, видя ее отчаяние и заключая в объятия. «Это тот прием, который я получаю?»
Она оттолкнула его. — Пожалуйста, не прикасайся ко мне.
«Но тебе нравится, когда я прикасаюсь к тебе, Имоджин».
«Я хочу объяснений».
«Какого рода объяснение?»
«Для начала, — сказала она, — я хочу знать, почему мы с Родой заперты в наших комнатах. Раньше такого никогда не случалось».
«О, — сказал он, ухмыляясь, — это все, из-за чего твое милое личико так нахмурилось? Это моя вина. Я должен был сказать тебе. Пока меня не
