на фото и перегнулся через стол.
На снимке был Лаврентий Павлович, лет на десять моложе, и держал на руках лучезарно улыбающуюся девочку. В её руках было начавшее таять мороженое, а позади них фонтан возле Адмиралтейства.
Я прикинул в уме — сейчас она примерно ровесница Тимофея. Дочка, судя по отдаленному сходству. Этот неожиданный факт еще более очеловечил для меня пристава.
Жандарм вернулся довольно скоро, неожиданно румяный и довольный. Положил передо мной тонкую папку, на обложке которой чернилами была выведена дата и фамилия Соколова. Я поразился, насколько хорошо сохранилась бумага — ведь прошло полтора века.
— Зачаровали весь архив, — объяснил Заужский, обратив внимание на мою реакцию. — После давнего пожара в центральном участке. Тогда материалы важного дела сгинули, вот начальство добилось специального императорского указа — выделять магов каждый месяц для этой задачи. Ни одна бумажка теперь не пропадет.
Я усмехнулся, глядя на вынесенное из хранилища дело. Пристав тоже ответил улыбкой:
— От напастей разных, по крайней мере. А человек — напасть пострашнее природных, тут уж никакая магия не поможет. Вы смотрите, а я пока с Тимофеем еще побеседую. Ну и оформлю всё.
— Спасибо, Лаврентий Павлович, — рассеянно поблагодарил я, открывая папку.
Информации там было скудно. Заявление о пропаже Дмитрия Соколова подали родители, обозначенные как добропорядочные горожане. Мать прачка при купеческом доме, а отец работал при ткацкой фабрике наладчиком.
Дознаватель, на мое счастье, был человеком творческим и добавлял свои меткие заметки к опросам. По его выводам семья была не из зажиточных, но приличные. За сына волновались искренне и особенно гордились, что тот работал с артефакторами.
А вот дальше было интереснее. По словам родителей, Соколов был Видящим. Точнее, проявлял такую предрасположенность — чуял призраков и иногда слышал их голоса.
И разглядел в нем такой талант Изотов, второй артефактор, который и взял Соколова помощником. Посулил оплату проверки дара и обучение.
Это было очень странно, потому как брать в помощники имело смысл стихийника или обладателя более редкого дара, того же теневика. Призрачная магия в создании артефактов использовалась не так часто.
В общем, родители радовались успехам сына и возлагали большие надежды на лучшее будущее.
После заявления о пропаже прилагались опросы собственно Изотова и моего предка, графа Владимира Вознесенского. Ничего необычного в них не нашлось, никто не знал куда подевался Соколов. Только заметка была, что Изотов явно хитрит и вообще не понравился дознавателю. Слишком задрал нос от такого важного заказа.
Соколова особо не искали. Парень из простой семьи никого не волновал.
И за справкой для казначейства пришел тот же Изотов. И это мне не понравилось — по идее деньги должны были выплатить родне.
Впрочем, последний отчет меня удивил больше всего. Через год, для общей оценки работы жандармерии, проводилась проверка дел. Дознаватель решил навестить семью Соколовых и оказалось, что они через месяц после пропажи сына получили какое-то огромное наследство и уехали к восточным границам империи.
На этом дело было официально закрыто.
Выходило, что кто-то очень хорошо заплатил родне Соколова за молчание и чтобы их не было в столице, если тех начнут искать.
Похоже, при создании артефакта произошел несчастный случай. Другой причины я не пока не находил. Но зачем предок оставил эту фамилию на схеме?
В общем, понятнее мне не стало. Но последнее, что я мог предпринять — поднять домашнюю бухгалтерию и проверить, были ли в то время крупные расходы у Вознесенских. Если заплатили не мы, возможно граф намекал на долг перед родней парня.
Но в любом случае, что с ним случилось, сейчас уже было не выяснить.
Я сфотографировал все материалы, положил папку на стол и отправился в допросную.
Заужский с Тимофеем пили чай и мирно обсуждали каким образом замаскировать дело о звездных осколках. Пристав как раз выслушивал идею рыжего, состоящую в том, чтобы сделать вид, что его арестовали за драку и отправили куда-то дожидаться суда.
— Не выйдет, — помотал головой жандарм. — А ну как решат проверить — а тебя нет в камере. Ты не думай, у нас бардака нет, заключенные не теряются, как их сопроводительные бумаги. Нет, не получится.
На отсутствие бардака парень скептично хмыкнул, но спорить не стал. Уже начал учиться манерам.
— Да просто отпустите всех, — предложил я. — Тимофей не будет выдвигать обвинения, те трое тоже, уверен. Главное, вы заявления составьте грамотно, чтобы лазейку оставить для следующего разбирательства. Если вы отпустите только Тимофея, точно подозрения возникнут.
— Так они сразу же искать его начнут.
— Думаете в первую очередь они его будут искать у меня? — улыбнулся я. — Пусть рыскают по злачным местам, уж на кого, а на меня вряд ли кто подумает.
Рыжий хотел встрять в разговор, но я остановил его жестом. От Новгородского скрыть не получится, но я сам поговорю с мастером воров. Раз уж он не желает парню плохого, будет молчать.
— Ну хорошо, — пристав задумчиво постучал по столу ручкой. — Пусть пока граф Сурмяжников будет спокоен. Единственной его заботой будет убрать свидетеля. Уж извини, — натянуто улыбнулся он рыжему.
Тот равнодушно пожал плечами, показывая что вовсе не боится такой перспективы.
— Только всё же придется устроить небольшой беспорядок... — протянул я, глядя на приметную шевелюру Тимофея и обратился к приставу: — Сможете затянуть оформление? До послезавтрашнего утра?
Заужский возмущенно засопел, ожидая от меня объяснений. Рыжий заинтересованно выпрямился и глядел с предвкушением. Он-то уже понял, зачем мне отсрочивать его поиски, особенно в Тучковом буяне.
— Очень надо, — привел я железный аргумент.
Какое-то время мы с Лаврентием Павловичем мерились взглядами. Мой был холодный и серьезный, а его испытующий и немного недоверчивый. В итоге он понял, что речь идет о сфере, лежащей за пределами закона. И предусмотрительно решил отстраниться:
— Постараюсь. Но если вмешается граф Сурмяжников...
— Предупредите меня и Тимофей тут же окажется на своем месте в камере. Вы же его всё равно в одиночную отвели? Вот никто и не заметит.
— А как вы его выедете отсюда? — пристав тоже оглядел парня, задержавшись на волосах.
— Уж поверьте, сумеем выйти незамеченными, — заверил я жандарма.
Это Заужскому совсем не понравилось и его можно было понять. Знать, что из его участка можно просто уйти, ему было неприятно.
Но перспектива раскрыть еще одно очень громкое дело вынудила пристава закрыть и на это глаза. Тем более ничего дурного