его Величества? Неужели наши руки настолько различаются? — встрял неугомонный Годунов. — Я тоже буду счастлив вам поднести по бокалу. Неужели моя галантность так сильно отличается от царской?
— Ну что вы, Борис Фёдорович, что вы. Как вы могли такое подумать? — улыбнулась Ирина Николаевна. — Но нам трудно решить — кто галантнее… Вот если вы один принесёте, то мы без труда сделаем выбор.
Борис тут же заглотил наживку. Я только покачал головой, когда увидел, что он едва ли не вприпрыжку помчался за шампанским.
— Вы что-то хотите сказать, господин Рюрикович? — с улыбкой обратилась ко мне Карамзина.
— Девушки, мне кажется, что вы излишне насмешливо относитесь к моему товарищу, — заметил я. — Ведь он пока принимает всё за чистую монету, но настанет тот день, когда он поймёт, что над ним просто смеялись. Обидится же! Будет страшно мстить!
— И что? — пожала плечами Бесстужева. — На обиженных воду возят, а вот что касается мести Годунова… Не нашего он полета птица. В нём явственно проступают черты слуги. Видели сами, с каким удовольствием он побежал исполнять наши прихоти. А такому никогда не стать царём, сколько бы он не пыжился! То ли дело вы, Иван Васильевич…
С этими словами Екатерина Семёновна обожгла меня взглядом прекрасных глаз. В них читался откровенный намёк на желание более близкого знакомства, но я предпочёл его не заметить. Что-то было в этих дворянках такое отталкивающее… Вроде бы и красивые обе, и умом Бог не обделил, а вот что-то отталкивает в них.
Они прекрасны, как ясенец, что в народе называется «неопалимой купиной», но также опасны и ядовиты. Стоит лишь прикоснуться к ним, как получаешь ядовитые ожоги.
То ли дело Собакина… Марфа Васильевна о чем-то негромко разговаривала с Шуйским, который покраснел настолько, что кровь того и гляди брызнет сквозь поры кожи.
— Всё-таки я попрошу вас быть с ним помягче. Иначе я буду вынужден откланяться и оставить вас. Мне неприятно видеть, как вы пытаетесь с высоты своего социального положения принизить будущего коллегу по учебной скамье. Завтра мы все станем равны, и все родовые различия уйдут на три года прочь. Так что лучше нам начать привыкать разговаривать на равных. Не стоит отпускать насмешки в адрес тех, чьё положение вам кажется немного ниже. Жизнь… она такая штука, что в любой момент может всё измениться. И если вы продолжите свои попытки унизить моего товарища, то будете делать это уже без меня.
— Ого, а вот это уже страшная угроза, — захлопала глазами Бесстужева. — Не совсем понимаю, чем мы обидели вас, царевич, но постараемся дальше этого не делать.
— Я тоже постараюсь! — Карамзина приложила руку к груди. — И даже на Собакину не буду озираться с такой частотой, как это делает одна царская особа. Скажите, а вы пригласили её на танец потому, что она приходится дальней родственницей Малюте Скуратову? Или с какой-то другой целью?
Я покачал головой:
— Не из-за клана Скуратовых. Пусть они и сильны, но я вовсе не знал об их родстве. Почему я пригласил? Потому что хотел увидеть в ваших глазах ревность, милые девушки!
— Ну вот, просили не издеваться над Годуновым, а сами насмехаетесь над двумя беззащитными девушками, — фыркнула Бесстужева.
— Да-да, и ведь ни капли стыда в красивых глазах, — поддакнула Карамзина. — А могли бы и пожалеть девушек, чьи сердца почти что сражены вашей храбростью и учтивостью.
Они пустились в атаку на меня и неизвестно, чем бы закончилась эта словесная дуэль, но в этот момент подошли Годунов и тот самый аристократ, который предоставил для поединка силовой щит.
— Дорогие княгини, позвольте представить вам нашего общего знакомого, — проговорил Годунов, показывая глазами на дворянина. — Князь Курбский, Андрей Михайлович. Впрочем, вы могли его видеть на недавном… кхм… событии.
— Да, я рада познакомиться, князь, — проговорила Бесстужева, протягивая руку так, что непонято — для поцелуя ладонь протянута или для рукопожатия.
— Княгиня Екатерина Семёновна Бесстужева, — взял на себя представление знакомой Годунов.
— Рад познакомиться, — пожал руку Курбский.
Бесстужева ничем не показала, что слегка разочарована рукопожатием. Ну да, Годунов бы на месте Курбского обязательно коснулся губами надушенной кожи пальцев.
— Спасибо за подаренное удовольствие наблюдать за вашей работой, — точно также протянула руку Карамзина.
— Княгиня Ирина Николаевна Карамзина, — отрекомендовал её Годунов.
— Ну что вы, там как таковой работы и не было. Царевич полностью обезопасил поединок, — Курбский точно также пожал руку Карамзиной и повернулся ко мне. — Весьма счастлив, что оказался вам полезен. Пусть мои услуги и пропали даром.
— Ну что вы, ваши услуги были неоценимы. Мне просто повезло сделать первый ход. Если бы я чуть задержался, то мои оппоненты могли бы выпустить пару зарядов. А ледяные и огненные выстрелы вряд ли кому придутся по вкусу, — ответил я с небольшим поклоном.
И в этот момент снова едва удержался от вздрагивания — опять уколол признак близкой угрозы.
— Невелика победа задействовать ведарские навыки против обычных людей, — послышался за спиной низковатый голос. — Вот если взять знающего человека, то вряд ли получится потом бахвалиться на пустом месте! Герой не тот, кто громко говорит о себе, а кто заявляет о себе поступками. Иначе же данный человек трус и пустозвон…
Что? Опять? Да передохну ли я хотя бы полчасика?
Глава 28
«Честь и достоинство никогда не должны мешать ведарю побеждать порождения Бездны. У Бездны нет таких понятий, поэтому и ведарю следует засунуть их подальше»
Кодекс ведаря
Я повернулся и чуть ли не столкнулся нос к носу с тем самым молодым черноволосым человеком, которого заприметил раньше. Его глаза насмешливо щурились, глядя на меня, но улыбкой на губах и не пахло.
Идеально ровный пробор, отглаженный костюм, кипенно-белая сорочка, заколка на галстуке посверкивает бриллиантами. Прямо картинка журнала «Молодые мажоры». Для антуража не хватало дорогущей машины, не менее дорогой эскортницы и волн океана за спиной.
И он почему-то искал со мной ссоры.
— Я не был представлен вам. Но зато вижу, что вы посмели представить меня себе в дурном свете, — произнес я. — Есть ли основания для этого?
— Основания есть. Я вижу, что все ваши выходки призваны заявить о себе, как о главном забияке Царского училища. Но мне это не нравится, — произнес черноволосый.
— Извольте представиться, сударь, если начали первым разговор, — проговорил я со вздохом. — Или вам незнакомы правила поведения в приличном обществе?
— Правила приличия мне как раз и знакомы, что не могу сказать про вас! Представиться? Что же, могу и представиться. Криштоф Батори, сын Иштвана Батори, графа Темешвара, палатина
