самопожертвования едва не разрывало сердца!
Многие прошли через нейро-саркофаги. Изобар из Черных Драконов и Минотавр Тесей оказывались в них чаще других, но даже их в итоге смирили, заставив более тщательно контролировать собственную агрессию. Психическая боль, что они испытывали, глядя, как умирают Минотавры и Черные Драконы, сделала Астартес более терпимым к остальным новичкам.
Я же впервые попал в Могильный ящик – так мы называли болезненные картины – и понял, что не хочу повторение подобного опыта. Не знаю, что транслировали в мозг Улберта, но мне достались жуткие картины того, как Храмовники героически умирали в сотнях битв на планетах, раскиданных по всей Галактике. Меня буквально трясло от осознания того, что твои кузены, верные защитники Империума, раз за разом отдают свои жизни. Они сохраняли надежду несмотря на то, что время надежд закончилось, продолжали драться, хотя их тела по всем показателям уже давно считались мертвыми. Особо меня поразила сцена, где взятого в плен Храмовника несколько дней пытали обезумевшие хаоситы из Несущих Слово. Все это прокручивалось в ускоренном темпе, я ощущал, как из меня по капле выдавили всю кровь, выдернули ногти, отрезали половые органы, вырвали ребра, оторвали язык и зубы, поджарили и съели легкое прямо на моих глазах, и это было лишь начало. Не знаю, кто и когда отбил тело героя, наверное, все же кто-то это сделал, раз запись попала в Караул, но уважением к Храмовникам мне подобное добавило. Нельзя не чтить подвиг тех, кто прошел через подобные муки. И плевать на то, что в их ордене презирают библиариев, сражаться они умеют!
Я и до этого не видел особого смысла в наших конфликтах. Теперь же нейро-саркофаг показал мне, как мелочны и нелепы наши поступки. И я понял ценность подобного опыта. Главное, чтобы и Улберт почувствовал нечто похожее, не хотелось бы, что бы урок для него прошел впустую.
Все, кто поднимался из Могильного ящика, поднимались не совсем такими, какими в него ложились. Увиденные битвы давно канули в прошлое, но ощущения-то оказались реальными. Астартес вставали, охваченные горем, отчаянием, скорбью, сокрушенные, что ничем не смогли и не смогут помочь. И какая разница, если погибшие носили на доспехах иные цвета, их наплечники украшали другие гербы, а над головами полоскались чужие знамена?
Те же, кому довелось увидеть гибель братьев из родного ордена, кричали чуть ли не в голос. По крайней мере, Рагди Стальной Клык выл как настоящий волк, одиноко, с непередаваемой и неизбывной тоской, ибо ему показали вторжение Магнуса Красного на Фенрис в тридцать втором миллениуме. И все то, что за ним последовало, когда тысячи Космических Волков отдали свои жизни в битве за Клык, чтобы другие жили.
– С возвращением в реальность, брат, – после Могильного ящика первым, кто меня приветствовал, стал Рал бал Ашур, которого мы прозвали Книжником.
– Спасибо, что встретил, – ответил я, находясь в настроении, когда никого не хотелось видеть.
– Недавно я читал о брате Рико, который как-то находился в саркофаге пять полных суток. Рассказать?
– Пока придержи истории при себе, Книжник, сейчас у меня нет настроения их выслушивать.
– Понимаю.
– Что говорят о нашей драке? – я решил направить беседу в более конструктивное русло, не желая оскорблять Ашура апатией. Он относился ко мне хорошо, подобное стоило ценить.
– Пятьдесят на пятьдесят, мнения разделились. Есть те, кто вспоминает о том, как доблестно Кархародоны сражались на Бадабе. Другие действительно не до конца верят, что вам можно доверять, а потому поддерживают Улберта, – сообщил он с обезоруживающей прямотой.
– А ты?
– Я бы хотел попасть с тобой в одну команду, – сказал он. Здесь подобное признание считалось лучшим проявлением уважения. Я молча пожал ему руку, по достоинству оценивая такие слова.
После наказания жизнь вошла в уже знакомую колею. Ни Улберт, ни я извиняться не стали, но градус наших отношений все же слегка понизился.
Иногда вместе с Ралом Книжником, Мораном Добряком, Герти Тенью и двумя-тремя другими воинами мы обследовали «Эриох», посещая те места, в которых нам разрешалось бывать. Правда, крепость была огромна, а свободного времени не так уж и много.
Некое разнообразие, по примеру Рал бал Ашшура, я обрел в чтении. В местном библиаруме нашлось множество интересных книг, иногда я читал романы либо прославленные на весь Империум поэмы, воспевающие безграничный потенциал человеческого духа и одержанные благодаря ему победы. Было бы забавно увидеть выражение на лицах Кархародонов, уличи они меня в подобном времяпровождении.
Тренировки продолжились. Время прохождения тех или иных препятствий улучшалось, затем улучшалось снова и наконец начали появляться первые приближения к рекордам прошлых наборов. Успех в обучении был неизбежен, так как здесь собрали элитных ветеранов, которые и так прекрасно знали многочисленные аспекты войны, пройдя сотни битв и лишений.
Мы по-прежнему действовали без силовой брони, которую каждый считал столь же естественной, как и кожу. Мы сражались в клетках один на один и один против троих, сражались в невесомости и в воде, на двигающихся поверхностях и при чудовищной гравитации, при высоких и низких температурах, с задержкой дыхания и с завязанными глазами. Мы просто сражались, отрабатывая тактику и взаимодействие.
Панкратион нравился всем, драки были честными, один на один без всякого оружия. Кровь тому, кого недолюбливаешь, здесь пускали с особым наслаждением, выпуская пар и агрессию. В «Эриохе» существовала традиция не смывать с пола пролитую кровь, ибо пролилась она в труде по подготовке к правому делу.
В рукопашных схватках я сражался не хуже и не лучше прочих, но блистали здесь иные: Вермилионовый Ангел Адробар Кас, Хотор из Железных Рук и Изобар Черный Дракон, лучший из лучших в данном аспекте. Лицо и тело последнего украшали многочисленные костяные наросты, кожа казалось, твердой, словно чешуя, а черные глаза выглядели жутковато, как и у многих прочих орденов, имеющих схожие генетические отклонения. Черные Драконы весьма близко подошли в своей мутации к определению «ересь», но в Караул брали всех, кто доказал свою лояльность, Драконы свою доказали сотню раз. Изобар отличался сложным характером, общаться с ним мог разве что Добряк, да еще парочка воинов.
Два раза сержант Идрис ставил меня против Храмовника в Панкратионе. Один раз победа досталась ему, второй – мне. В глобальном плане ничего не изменилось, но я наконец-то догадался и об еще одной мотивация Улберта. К тому времени капитаны все отчетливей выделяли
