Книга Тайрин - Тамара Витальевна Михеева

Два стражника кинулись к ней, и Тайрин чуть не вырвало от отвращения. Они забрали у нее и каплю, и камешек Лайпса.

– О! Надо же… колдовские предметы, да? Камешек-то больших денег стоит, не говоря уж об увеличительном стекле, их днем с огнем не сыщешь. Откуда они у тебя? Отвечай! – заорал начальник тюрьмы так, что на столе зазвенели стаканы.

Тайрин уставилась ему в лицо. Самые темные флигсы поднимались откуда-то из глубин ее сердца. Хватит! Никто не смеет орать на нее!

Начальник тюрьмы побагровел, захрипел и потянулся к стакану с водой, жадно выпил, но продолжал задыхаться. Тайрин смотрела на него.

– Прекрати! – хрипел тот.

«Что я делаю? – ужаснулась она. – Я же убью его так!»

Она зажмурилась.

– Уведите, – услышала она севший, измученный голос, и ее потащили обратно в камеру.

Ее бросили на холодный пол и побыстрее закрыли дверь. Тайрин отдышалась. «Мне конец, – подумала она. – Меня изуродуют, разрубят на куски и скормят собакам. Никто никогда не узнает, как закончилась моя жизнь. Даже Нэш».

Но за ней не пришли ни в этот день, ни на следующий, ни через неделю. Она металась по узкой камере, кричала и звала, но никто не приходил к ней, а еду совали в окошко так быстро, что она не успевала даже слова сказать. Прошло много-много дней, прежде чем Тайрин поняла – ее больше никогда не выпустят из этой темной промозглой камеры.

Выстрел

Тайрин не знала, сколько времени прошло.

Она думала о Хофоларии, представляла, как отстроит заново один дом, потом второй, третий. Лес для крыш они будут возить из Хэл-Марии, конечно, а камней для стен у них так много, что хватит на десяток деревень. Она научится плавать или построит лодку, чтобы переплыть Турье озеро, она разведет овец и будет пасти их на лугах. Она будет прясть. Только эти мечты не давали сойти с ума.

Несколько раз Тайрин, встав на топчан, дотягивалась до окна и смотрела на улицу, глотала свежий воздух, но от этого становилось только хуже. Она стучала в стену, за которой сидел Нэш, но в ответ не слышала ни звука.

«Вдруг они увели его куда-нибудь? Вдруг повесили?» Она колотила в дверь, кричала, умоляла, плакала. Ей никто не отвечал. Однажды она схватила за руку стражника, что протянул ей в окошко миску с едой. Она хотела только узнать, что с ней будет и где Нэш, но стражник завопил как бешеный, бросил миску и убежал. Похлебка разлилась, Тайрин осталась без обеда.

В один из пасмурных зимних дней она сидела на полу и думала о белках. Она смотрела на узкое окно, за которым был воздух, была улица, была свобода. Окошко, в которое смогла выбраться Мия. Белки такие маленькие и проворные. Как легко было бы им добраться до окна, выпрыгнуть из него, пробежать по стене и юркнуть в окно соседней камеры. Какой спрос с белки? На долгое-долгое мгновение Тайрин стало больно во всем теле, но мгновение прошло, а юркая, по-зимнему серая белка выскочила в окно, оставив на полу темницы платье Тайрин.

Маленькая белка заглянула в окно. Нэш поднял голову, долго смотрел на нее. У белки были удивительные глаза. Глаза самой прекрасной девушки на свете. Он протянул руку, и белка прыгнула к нему на плечо, стала тереться о его щеку пушистой головой. Нэш вспомнил свой родной лес, всех белок, живущих там, и Тшулу, что прядет их жизни.

– Тайрин, – прошептал он белке в острое ухо, и почти не удивился, когда белка вдруг подскочила, вытянулась во весь рост и превратилась в Тайрин.

Нэш отвернулся, стянул с себя рубашку и кинул ей. Тайрин поспешно оделась. Рубашка была грязной, она пахла его потом, его телом, и Тайрин закуталась в нее, как в надежный кокон.

– Ты узнаёшь меня в любом обличье, – сказала она.

– Зачем ты пришла?

– Соскучилась.

– Тайрин! Ты же можешь уйти совсем! Из этой темницы, из этого города…

Она покачала головой. Ничего-то он не понимает.

– Чтобы женщине стать белкой, нужна очень серьезная причина.

– Разве свобода – недостаточно серьезная причина?

Тайрин слабо улыбнулась. Свобода… Всю жизнь она жила в тюрьме, а думала, что свободна. Всю жизнь она исполняла чужую волю, а думала – что свою.

– Я не оставлю тебя здесь.

– Глупо гибнуть обоим. Спасайся, возвращайся в Атунский лес, расскажи всем, что с нами случилось.

Но Тайрин опять покачала головой. Не из упрямства. Просто она не могла уйти. Уйти и бросить его, как она бросила своих родных в Риле. Скольким пришлось расплатиться за то, что она написала никому не нужную правду на полях книги? Сколько ночей ей не спать, думая об этом? Нет, она не оставит Нэша. Она придумает, как спастись им обоим.

Лязгнул засов, Тайрин метнулась к Нэшу, прижалась к нему, он обхватил ее своими огромными руками.

– Не бойся, – прошептал он, хотя самому ему было страшно, как никогда в жизни.

Стражник, молодой тощий парнишка, попятился, увидев их. Но за ним шел тот, что когда-то допрашивал Тайрин. Начальник тюрьмы. Он вытаращил глаза, а потом заорал:

– Чертова ведьма!

Нэш закрыл Тайрин уши, и она не услышала, как начальник тюрьмы отдавал четкие приказы: вывести во двор обоих, ведьму расстрелять, контрабандиста привязать к столбу и пороть плетьми, пока не расскажет, куда ехали и зачем.

Их тащили через затхлые коридоры тюрьмы, через двор, вымощенный каменными плитами, потом Нэша оттолкнули, а на Тайрин нацелили ружья.

– Ведьма! – кричали дула ружей.

– Ведьма! – кривились рты стражников.

– Тайрин! – хрипел Нэш, которого держали двое.

– Огонь, – сказал негромко начальник тюрьмы.

Нэш зарычал, дернулся, вырвался, он бросился к ней, встал между нею и всеми остальными, загородив ее от ружей, от тюрьмы, от всего света.

Он вспомнил тот день, когда она вышла на тропинку в риланском лесу и навсегда украла его сердце. Хрупкую девочку с копной медных волос видел он, дерзкую и своенравную, умеющую усмирять ливни и рассказывать сказки. Тшула шепнула ему перед дорогой, что девочку надо беречь, что девочка сменит ее однажды за прялкой, что девочка не просто ведьма, о нет, сынок, нет, девочка эта – самая настоящая пряха, просто она еще об этом не знает. Но что ему, Нэшу, все эти слова? Даже если бы она была самой обычной, он встал бы сейчас между нею и ружьями, потому что нет никого на свете, кого бы он любил так же сильно, как Тайрин.

За секунду до выстрела Тайрин вдруг вспомнила о себе все: цвет своих глаз и волос, рисунок губ, запах родительского дома, папину улыбку, бабушкин голос, рассказывающий старые семейные истории, тонкие пальцы мамы, сжимающие иглу с продетой в нее красной нитью, песенки Эйлы, темные кудри Тинбо, крепкий кулачок Элту… Тайрин вспомнила себя изначальную, себя как она есть, а не ту, которую выдумала. Она рвалась к Нэшу, который вдруг сумел сбросить с себя руки стражников и кинуться к ней.

И тут прогремел выстрел.

Ее снова бросили в камеру. Они боялись прикоснуться к ней, боялись стоять рядом. Они боялись даже убить ее, потому что решили, будто это она заморочила голову Нэшу, чтобы он прикрыл ее от пуль, и боялись, отчаянно боялись такой же судьбы. «Ружья придумали в Шестую имперскую, – вспомнила она. – Мой дед Тинбо держал одно в руках. Стрелял ли он из него?» Тайрин не дали подойти к Нэшу, палками загнали обратно в камеру, боясь дотронуться. Тайрин видела их страх, но ничего не чувствовала. Ее сердце билось одним словом: «Нэш, Нэш, Нэш». По запаху дыма она поняла, что Нэша сожгли. Она знала, что атуанцы, как и хофолары, предают умерших огню, и почувствовала облегчение оттого, что хотя бы с его телом поступили как положено. Но пустота внутри только ширилась. Тайрин перестала есть,