на ней.
Когда он впервые сделал Лидии предложение, она ответила:
— Не думаю, что мне следует выходить замуж. Моя болезнь передается по наследству. От нее умерла мама. Ты должен знать, что она может очень все осложнить. Не хочется тебя подводить. Смерть матери подкосила отца. Да и врачи в один голос говорят, что мне слишком опасно иметь детей. Если понадобится операция… В общем, дело дрянь.
— Я позабочусь о тебе, — сказал Левин.
Они поженились, а через год Лидия, увы, неожиданно забеременела. Это был огромный риск, но делать аборт ей и в голову не приходило.
— Чему быть, того не миновать, — сказала она.
И родилась Элис. Это были самые легкие роды в мире.
Дедушка и бабушка Левина умерли в тот же год, один за другим, с разницей всего в несколько дней, словно голова и хвост воздушного змея, который отправился в свободный полет. В последующие недели Левин так часто играл бетховенский пятый фортепианный концерт, что в течение нескольких лет Элис неизменно засыпала под него.
Небо потемнело, и Гудзон сделался свинцовым. Шум уличного движения, порывы ветра, бегуны, родители с колясками, подростки на роликах, влюбленные, великая река, катящая мимо свои воды и исчезающая в море. Город за спиной Левина расцвел ночными огнями. Жизнь — это песни Леонарда Коэна, решил он. Сначала трудная любовь, немного секса, изредка Бог. А потом жизнь ушла вперед. Ты пережил любовь, покончил с сексом и забыл о Боге.
Возможно, умение игнорировать — сильно недооцененное искусство. И даже решающий навык выживания. Не обращай внимания на пулевое ранение — и сможешь добраться до больницы. Не отвечай на телефонный звонок — и избежишь плохих новостей. Игнорируй воспоминания — и тебе не будет больно.
Левин подозревал, что вместо знака «Стоп», который, кажется, преследовал его с самого Рождества, был еще где-то знак «Идите» или «Поверните налево». Если бы он только мог увидеть его хоть краешком глаза, обязательно последовал бы в указанном направлении. Если бы только мелькнул белый кролик, он непременно бросился бы за ним. Если бы только Лидия вернулась домой и снова стала Лидией, он бы знал, что делать.
35
Вернувшись в Джорджию, Джейн Миллер смотрела трансляцию с веб-камеры, которая стала ее окном в атриум. Камера была установлена под таким углом, чтобы в нее попадал весь квадрат. На дальнем крае виднелись лишь скрещенные ноги, колени и брошенные на пол сумки ожидающих людей. Джейн получила письмо от потрепанного юриста Мэтью, милое и забавное. Потом пришла еще эсэмэска от молодой голландки Бриттики, писавшей докторскую диссертацию: «Скоро моя очередь. Я на нервах».
«Я часть этого сообщества», — подумала Джейн. Очереди она не видела, только девушку, сидевшую сейчас напротив Марины. Девушка то скрещивала, то опускала руки, то подавалась вперед, то откидывалась назад. Чесалась, снова скрещивала руки, но упорно сидела, словно Марина была ее противником в безмолвной битве характеров. Девушка сунула руки в карманы. Поерзала и опять скрестила ноги.
— Что ты пытаешься доказать? — громко спросила Джейн. — Зачем сидеть, если тебе так неуютно?
Но, несмотря на всю свою неусидчивость, девушка продолжала сидеть и, кажется, мстила Марине раздраженным взглядом. Марина, в свою очередь, была незыблемой скалой и любила свою визави независимо от происходящего. Джейн пристальнее вгляделась в девушку. Та показалась ей знакомой. Джейн открыла монографию о выставке, купленную в магазине МоМА. Перелистывая страницы, она отыскала фото девушки, сидевшей на краешке велосипедного сиденья, высоко на стене, с раскинутыми руками, совершенно обнаженной. Джейн показалось, что она очень похожа на молодую особу, сидевшую сейчас на стуле. Значит, эта молодая особа — из числа исполнителей перформансов Марины? Одна из тридцати актеров и актрис, прошедших у Абрамович специальную подготовку?
Средства массовой информации раскритиковали реконструкции, заявив, что молодым людям не хватает харизмы, привносившейся Мариной и Улаем в оригинальные перформансы. Возможно, под плащом у девушки ничего нет и она готова к работе, подумала Джейн. Девушка в последний раз раздраженно поерзала и встала. Ее тут же сменила Бриттика, которую безошибочно можно было узнать по фирменному розовому «бобу».
Зазвонил телефон, и Джейн сняла трубку.
— Привет, Боб, я сейчас немного занята, — сказала она. — Может, в пять? Отлично. Увидимся.
Бриттика устроилась на стуле напротив Марины. Марина подняла голову, и Бриттика стащила с себя летнее платье, под которым абсолютно ничего не было.
Джейн выпучила глаза, и с ее губ сорвалось ошеломленное «ой!».
Через несколько мгновений смотрители кинулись к Бриттике, подняли ее со стула и исчезли за пределами обзора камеры.
Бриттику сменил за столом пожилой мужчина. Марина, уже опустившая голову, снова подняла ее, встретилась взглядом с мужчиной, и действо продолжилось.
«О чем только думала Бриттика?» — дивилась Джейн. Она была уверена, что девушку сейчас держат в какой-то комнате и предъявляют обвинения… в чем? Публичном обнажении? Непристойном поведении? Но наверху тоже были обнаженные. Джейн надеялась, что ей дадут снова одеться, разрешат вновь обрести достоинство. Интересно, хлопали ли люди? Женщине даже пришла в голову мысль, не позвонить ли Бриттике, но что она скажет? «О чем ты только думала?» Господи, о чем ты только думала, девочка?
В пять вечера Джейн встретилась с Бобом, управляющим их фермы, и они обсудили итоги последнего месяца. С тех пор как Карлу поставили диагноз, Джейн много думала о химикатах, которыми ежедневно обрабатывали хлопок. Известно, что он вызывает рак, опухоли, мутации у рыб, птиц и людей. Это была одна из немногих вещей, которая на протяжении многих лет вызывала у них с Карлом споры, но споры прекратились, как только у него обнаружили опухоль. Джейн думала о своих работниках и гадала, сколько еще она сможет продержаться только потому, что мир нуждается в хлопке. Она говорила Бобу про органический хлопок, но с таким же успехом могла бы сказать, что он должен стать мусульманином.
Старшая дочь позвонила и пригласила ее на ужин. Джейн с радостью приняла приглашение. Было ужасно жарко и душно, а еды, к ее разочарованию, оказалось не так уж и много.
Когда Джейн возвращалась по вечерней прохладе домой, на небе светила поразительно желтая полная луна. Дом оставался таким же пустым и тихим, как и до ее ухода, кровать была все так же аккуратно застелена. Женщина сбросила с дивана на пол две подушки, просто чтобы создать ощущение, что что-то происходит. После дома дочери, у которой было трое шумных малышей, контраст был невыносим. Джейн никогда не думала, что будет скучать по грохоту и реву футбольного матча на телеэкране. По огромным таблицам,
