могла произнести четыре простых слова «Я тебя тоже люблю». Это так просто сказать, но она, словно, не знала, как это — их говорить. Холодная королева — вот кто моя мать, а я её Снежный мальчик. Какая игра слов, но я ведь другой, я не хочу жить и умирать в одиночестве! Я принял решение, сидя на кровати и сжимая кулаки.
Дверь снова скрипнула и послышались шаги.
— Карина?
— Нет. Твоей потаскухи тут нет, сын. Ей ты такой не нужен, мой мальчик.
— Зачем ты пришла? Позлорадствовать? — угрожающе прошипел я.
— Что ты?! Зачем мне это, я ведь всё-таки мать. Мне больно видеть, что с тобой сделала эта сумасшедшая фанатка, Закари, — мать подошла вплотную и села рядом со мной. — Тарас Иванович всё мне объяснил. Это чудовищно!
— То есть ты волнуешься за меня? — скептически спросил я, потому что этот вкрадчивый диалог мог закончиться в любом ключе.
— Да. Я волнуюсь. Что ждёт нашу семью теперь, когда ты потерял зрение?
— Наша? Семья?
— Твой папа хотел, чтобы Я обо всём позаботилась. Видимо, сам Господь Бог на моей стороне.
— Причем здесь Бог, мама, что за бред ты несешь?
— Это не бред, Закари. Всё, что свалилось на тебя, Божий промысел. Твой персональный крест, но твой сын в этом невиноват. Невинное дитя, — мать как-то странно говорила, словно, сама с собой, отчего по спине побежал холодок.
— Я тебя не понимаю.
— О, ты никогда не был догадливым и умным ребёнком, сын. Дурная кровь, но так и быть, я тебе всё расскажу, — меня погладили по руке и приступили к повествованию.
— Макар — светлый ребенок, я узнавала, он, кстати, очень одаренный. Ты знал, что он отлично считает? Ребенок — прирожденный математик, еще он играет не как глупые сверстники, в мячик или салки, он играет в шашки и чуть-чуть в шахматы.
— Откуда ты? — закончить мне не дали.
— Потому что я лично занимаюсь его образованием. Дважды в неделю в садик приходит нанятый мной репетитор. Именно он занимается индивидуально с Макаром. Всё обставлено так, будто это дополнительный кружок, но этим заинтересовался только Макар. Не правда ли, чудесный мальчик? Потому что его потаскуха-мать задерживается на работе и ребенку нужно чем-то себя занимать, — шипит она.
— Не с…
— Слушай меня и не перебивай, Закари. Мы отдаляемся от сути и твоей роли во всём этом, — приложила мать холодные и чуть влажные пальцы к моим губам, так что я желал сплюнуть, но продолжал лежать смирно. — Умница, так вот, идеально складывается. Я слышала, ты добился расположения этой пропащей и она готова дать тебе право усыновить сына. Как только она подпишет бумаги, мы обнародуем её прегрешения. Так опеку получишь ты, но ты ведь ослеп. Вот тут ты и передашь право опеки мне, отец будет нами гордиться. А наш род получит продолжение в Макаре. Вдали от своей порочной матери он добьется многого с моей помощью. Всё вышло даже лучше. Я позабочусь о Макаре и тебе. У нас будет отличная дружная семья. Вернешься домой и…
— Ты спятила! Ты точно двинулась! Тебя ничто и никто не волнует! Готова прикрываться добрым именем отца и творить свои грязные помыслы?! Отобрать у матери дитя, потому что тот оправдывает твои ожидания?! Тебе место в психбольнице! Не подходи к моему сыну! Слышишь?! — попытался схватить мать, но та отскочила.
— Это ты ополоумел от своей слепоты и сотрясения! Ты плохой сын и таким же будешь отвратительным отцом!
— А ну, стой! — я попытался броситься за матерью на голос и хорошенько встряхнуть чокнутую, но повалился на колено. — Где ты есть?! Дай добраться до тебя…
— Перестань изображать из себя спасителя. Ты должен сделать, как я сказала, иначе она бросит тебя в один прекрасный день, никто о тебе не позаботится. Я отрекусь от тебя!
— Ты всегда так делала! Душила всех своей опекой. Лучше пытаться учиться жить слепым, чем полагаться на тебя. Ты всё убиваешь, к чему прикасаешься!
— Молчать! Не смей такое говорить, дрянной сын! Не смей меня обвинять в смерти отца!
— Значит, всё-таки мучает совесть?! Что она тебе говорит ночами? — я поднялся и начал двигаться на её нервное пыхтение. — Стоило не отпускать его работать допоздна? Меньше пилить по пустякам? Давать отдохнуть? Чаще ездить по санаториям отдыхать? Меньше самой кататься по крутым статусным заведениям с «нужными» знакомствами? Не тратить кучу денег на салоны красоты, пока твой муж скрючивается от боли и давится сигаретным дымом, потому что тебе нужен статус? Сколько раз ты пользовалась им, будто он — банкомат, а не живой, истощенный работой человек?!
— Неправда! Я заботилась о Вас, о нашей семье и честном имени!
— Имя и статус значили больше для тебя, чем два самых близких твоих мужчины! — я схватил мать за плечо и с силой сжал. — Ты просто всю жизнь помыкала нами! Мне испортила всё! Сделала мою женщину несчастной, моего сына безотцовщиной! Ты ведь знала, что она беременна, да?! Знала и предлагала ей деньги за отказ от меня… или даже отказ от моего сына? Аборт?! Это ты ей предлагала?! Тебе не нужен был внук тогда, а сейчас?! Сейчас он стал нужен, потому что сын тебя бросил?! Так?! Не стал терпеть тебя! Как же я тебя ненавижу, мама! Ты же упиваешься моим горем, как пиявка! Моя слепота — такая возможность привязать меня к тебе. Божий промысел?! Не смеши, ты — дьявол в юбке! Твоя душа насквозь прогнила!
— Отпусти меня, Закари! Мне больно! Ложь! Всё не так! — кричала она, вырываясь и колотя меня по груди и животу.
— Что здесь происходит?! — раздался грозный голос Артура и я расслабился.
— Арт, помоги! Мать спятила. Грозится ребенка у нас с Каринкой отнять!
— Нина Васильевна, Вас вроде так зовут? Перестаньте бить Захара, иначе мне придется применить силу.
— Вы кто еще такой?! — возмутилась женщина. — Он первый на меня напал.
— Слепой калека? — с сарказмом выдохнул Бессмертный, а я натурально обиделся. — Выйдите немедленно, я дважды не повторяю.
— До встречи, Закари. Прими правильное решение, наш разговор не закончен.
— Он закончен, не смей подходить к Карине и внуку. Иначе я за себя не ручаюсь.
— Она тебя надоумила? Ничего-ничего, слово последнее за мной будет, — ворчала мать, пока дверь не хлопнула.
— Арт, кажись, ты говорил, что окажешь любую помощь?
— Да, говорил.
— Ты должен помочь отправить мою мать на принудительное лечение. Она сошла с ума.
— Пока ты не расскажешь, в чем тут дело, я и пальцем не пошевелю.
— Давай, тогда присядем, это длинный разговор.
В
