- Мы пойдем, я приду завтра, милый.
Марина
Реабилитация Богдана кажется бесконечной. Нервы натягиваются, словно гитарные струны. Сына транспортируют в Москву, Доронин оплачивает еще одну клинику за рубежом, очередная операция, реабилитация. Все постепенно начинает налаживаться.
Саша на время пропадает, мы даже не созваниваемся.
А я пока не решила, хочу ли вообще его видеть. Мне больно, очень больно. Спорная ситуация. Вроде он и не виноват, но его сын сотворил такой кошмар. Сын, которого он в свое время упустил и ничего не хотел слушать.
В среду Богдан возвращается домой, но задерживается ненадолго, изъявляет желание жить в городской квартире, и я его понимаю. Он стесняется, не хочет показывать свою боль и слабость.
Припарковываю машину у подъезда и, вытащив из багажника пакеты, поднимаюсь на этаж. Открываю дверь своим ключом, настораживаясь из-за какой-то замогильной тишины. Быстро прохужусь по комнатам, в самый последний момент понимая, что сын на балконе. Он там не один. Застываю словно статуя.
Богдан сидит на стуле, рядом лежат костыли, он поднимает на меня взгляд, после чего переводит его на Данила. Данил. Что он здесь делает? Что здесь забыл Доронинский сын?
- Все в порядке? – уточняю, крепче сжимая в ладонях телефон.
- Да, мам, Даня уже уходит.
Богдан напирает взглядом, и наш неожиданный гость скрывается за дверью квартиры.
- Зачем он приходил?
- Так, не бери в голову.
- Богдан!
- Моральная поддержка.
- Он извинялся?
- Да не в этом.
- Ты мне можешь объяснить, что происходит? - нервно потираю виски. - Объяснишь?
Сын опирается на костыли, медленно выходя на кухню, достает чашки, щелкает кнопкой чайника, стараясь на меня не смотреть.
- Да нечего объяснять, мама.
- Кстати, а где Герда? – оглядываясь, замечаю в раковине посуду, да и вообще бардак в пределах этой квартиры.
- Герда, - по мальчишескому лицу проползает усмешка, к ней примешана боль и яд.
Он улыбается так лучисто, но при этом выжигает свою душу.
- Вы поссорились?
- Герда выходит замуж. Не за меня. .
- Все будет хорошо, - говорю так размыто, так неуверенно, чувствуя в своих словах ложь.
- Не надо, мам, не реви. Ты домой езжай. Я позвоню.
- Богдан, милый, - касаюсь его руки, - мне очень жаль.
- Ты знаешь, а я ее понимаю… зачем ей калека?
- Не говори так. Слышишь! Не смей так даже думать! Все будет нормально. Ты восстановишься, слышишь?
- Ну да…
- Хорошо, я поеду. Но если что-то понадобится, то сразу звони, слышишь? Не замыкайся в себе, я тебе прошу. Я очень переживаю.
- Конечно.
Богдан целует меня в щеку, обнимает и, разжав руки, смотрит вслед, пока я не выхожу в прихожую.
На улице набираю полные легкие воздуха. Меня трясет, я зла. Безумно зла на эту девчонку, но в то же время не имею права ее осуждать. Это ее жизнь, она выбрала для себя лучший путь, многие бы выбрали. Просто мне настолько жаль сына, что думать об удобствах других мне невдомек.
Завожу машину, нервничая, чуть не въезжаю бампером в бордюр, нет, нужно успокоиться, нельзя ехать в таком состоянии. Пока привожу дыхание и мысли в норму, в сумке начинает разрываться телефон, достаю и отвечаю, даже не смотря на экран. В голове такая каша, что кажется, даже если я посмотрю, все равно не увижу имя абонента.
- Марин… - Сашкин голос на другом конце провода является спасительным, и я срываюсь. Плачу навзрыд, сотрясая воздух вокруг себя. Слезы не прекращаются. Я реву взахлеб, от отчаяния и всего, что произошло за последние месяцы, мысли до сих пор не могут стать ясными.
Сашка держит тишину, иногда говорит что-то успокаивающее, но я просто плачу и не могу остановиться.
- Где ты? Давай я приеду. Марина! Где ты?
- На квартире. У дома тут. Ездила к Богдану.
- Оставайся там, слышишь? Не садись за руль.
- Хорошо, - киваю, смотря на свои красные глаза в зеркало дальнего вида.
Саша приезжает очень быстро, ну или мне так кажется. Аккуратно вытаскивает на улицу, успокаивает, сажает в майбах, обнимая всю дорогу. А я чувствую, что я сдаюсь. Все мои стены и бравада, которые я выстраивала долгие годы - рушатся. Сил абсолютно не осталось. Я не могу и не хочу бороться, что-то решать, быть сильной. Я хочу чуда, хочу, чтобы все наладилось, и крепче цепляюсь пальцами за Сашкину рубашку.
Он привозит меня в свой дом, крепко сжимает ладонь, на улице накидывает на мои плечи свой пиджак и помогает подняться по ступенькам. Сейчас они кажутся крутыми. В гостиной мы сталкиваемся с Данилом, он сидит на диване, а заметив нас, подбирается, выпрямляет спину и встает на ноги. Хочет побыстрее сбежать.
- Воды принеси, - Сашка бесцеремонно обращается к сыну, и тот исчезает в просторах дома, - Марин, присаживайся, - опускается на диван вместе со мной.
- Прости, просто я… не знаю, что со мной.
Данил появляется где-то неподалеку, протягивает стакан с водой и с ногами забирается на стоящее по соседству кресло.
- Вы из-за Шелеста так?
Мы с Сашей одновременно поворачиваемся к его сыну.
- Да ладно вам, не будет он из-за бабы страдать, вот увидите.
- Философ, - Саша закатывает глаза, - ты откуда знаешь?
- Я у него был сегодня.
- Я тебе говорил рядом не отсвечивать. Тебя под домашний арест посадить?!
Данил вжимается в кресло, смотрит на отца с неприкрытой обидой и злостью.
- Саш, не надо, - качаю головой, - у него все хорошо? Что он тебе говорил?
- Герда выходит замуж. Кстати, за этого, папа их знает, как там… Назаровы. За сына. Свадьба вот на этих выходных, то есть завтра уже.
- Так быстро?
- Может, она залетела? – Данил пожимает плечами, немного подавшись вперед.
- И что Богдан?
- Сказал, что пусть катится куда подальше.
- Ты уверен?
- Правду говори, - Доронин смотрит на сына, и тот отворачивается.
- Ну он хочет завтра туда поехать. Нам, кстати, тоже приглашения пришли, я у Паши спросил.
- Что?
Сашка цыкает, и Данька испаряется словно по щелчку.
- Марина, ты меня слышишь? Давай спокойно, рассудительно, ничего страшного не произошло.
- Он же еще не здоров. У него и так все наперекосяк, теперь еще и свадьба эта.
