class="p1">– Офицеры есть? Три шага вперед!
Но никто не вышел из строя.
– Я еще раз повторяю: офицеры выйти из строя! – голос ротного громыхнул металлом.
Родин глянул на Деревянко, усмехнулся чему-то, сделал три шага вперед и громко доложил:
– Бывший гвардии лейтенант Родин!
Зверев едва заметно кивнул, пророкотал:
– У меня бывших офицеров не бывает! Всем уяснить! На время боя всех восстанавливаю в своих званиях.
Он обвел штрафников орлиным взглядом, из строя вышло еще четверо разжалованных. Никто не остался, все шагнули вперед: лейтенант, два младших лейтенанта и капитан.
Зверев уже знал, за что каждый угодил к нему в штрафную роту. Лейтенант Дыркин дал своему ротному по морде, видно, была веская причина. Два младших лейтенанта, когда убило командира их роты, отвели без приказа свои взводы с позиций. А капитан-связист в разговорах восхвалял германскую технику, танк «тигр» и самолёт «мессершмит» да распространял «пораженческие настроения». «Контингент не самый худший, – подумал Зверев о разжалованных офицерах. – Не дезертиры, убийцы-насильники, власовцы. Этого Родина, правда, едва в дезертиры не записали. Самовольщик хренов…»
– Все вы назначаетесь заместителями командирами взводов, – сказал Зверев. – И каждый из вас будет отвечать за выполнение боевой задачи взвода. Обратной дороги нет. Любого, кто попытается уйти с поле боя, ждет расстрел на месте. Боевой приказ получите от командиров взводов.
– Ты, – указал Зверев на бывшего капитана-связиста, – пойдёшь во второй взвод.
Младших лейтенантов соответственно распределили во второй и третий взвода.
Родину «достался» первый взвод.
Командир первого взвода штрафников лейтенант Шамиль Сыртланов придирчиво оглядел разжалованного офицера, назначенного ему в заместители:
– На какой должности был?
– Командир гвардейского танкового взвода.
– За что осудили?
– За самоволку…
– Нормально! – прозвучало как одобрение. – Сколько на фронте?
– Полтора года.
Сыртланов кивнул, больше ничего не спрашивал.
На оперативной карте командующего армией высота 323, 8 была всего лишь маленькой точкой в полосе направления главного удара армии. Противостояла на этом направлении рейнская 34-я пехотная дивизия генерал-майора Хохбаума.
У командира танкового корпуса, имевшего задачу танковыми клиньями прорвать оборону противника первого эшелона, высота 323, 8 уже была обозначена как укрепленный район с долговременными огневыми сооружениями и, естественно, круговой обороной. Расположенный на господствующей высоте с крутыми подъемами, он обрекал танковую атаку на большие потери и вряд ли бы дал результат. Поэтому на карте стрелы танковых клиньев огибали эту высоту и, продолжая наступление, развивали успех, давая возможность вступить в бой войскам второго эшелона – стрелковым дивизиям.
Но укрепрайон не мог долго оставаться в тылу, он был бы плацдармом для контрнаступления немецких войск. И взять его, уничтожить можно лишь ценой больших потерь. И эту кровавую цену должна заплатить отдельная армейская рота штрафников. Так распорядился командующий.
…Бой предстоял на рассвете. В своей палатке командир роты Зверев собрал на совещание командиров взводов, был здесь и старший лейтенант – командир приданной батареи гаубиц.
На карте командира роты, расстеленной на столе, освещенном керосиновой лампой, укрепленный район за отсутствием точных разведданных был обозначен весьма схематично: синий овал с «ресничками» – окопами подразделений, три дота, капониры. И все. Что скрывал за бетонными стенами дотов укрепрайон, одному германскому «богу» было известно. Вне всякого сомнения, артиллерийские орудия с противотанковыми и осколочно-фугасными снарядами, огнеметы, пулеметы… Чтобы уже на дальних подступах в пух и прах уничтожить атакующую русскую пехоту.
Все это прекрасно понимали и командир роты, и взводные, и командир батареи, уже не первый год воюющие на фронтах Отечественной войны.
– Поддержки авиацией не будет, она обеспечивает наступление главных сил, – ровным без эмоций голосом сообщил Зверев. – Единственная надежда на тебя, комбат, – обратился он к артиллерийскому командиру.
– Артиллерийскую поддержку обеспечим, но снарядов тоже не вагон с прицепом, – ответил командир батареи. – Вариант один: твои бойцы идут за огневым валом. Намечаем один рубеж, потом второй и третий. Перед штурмом самих позиций делаем дымовую завесу.
– Вариант годится. Но хватит снарядов, если второй раз придется атаковать? И третий…
– На третий точно не хватит. И подвозить – не надейся. Все пойдет туда, на главный удар…
– Картина ясная и привычная…
– Я тебе тут не советчик, командир, – заметил артиллерист, – но пехоте надо идти максимально близко за огневым валом. Сам знаешь…
– Да уж знаю, старший лейтенант.
– И филигранную точность, товарищ капитан, не обещаю. Сами понимаете, не огурцы в лунку высаживаем.
Зверев предложил всем сверить часы и отпустил командиров взводов готовить личный состав к наступлению.
Оценив общую задачу и силы, два командира, пехотный и артиллерийский, уселись за картой, чтобы рассчитать точно время и продолжительность каждого огневого вала…
Глава девятнадцатая
Бывшему капитану-связисту никогда не приходилось вести людей в атаку. За полтора года на фронте он, конечно, не раз попадал под артобстрел и бомбежку, бывало, самому приходилось восстанавливать повреждённую линию связи.
Едва забрезжило, по команде ротного взвод вышел на рубеж атаки.
Задача была поставлена простая, как жизнь: уничтожить дот. Двадцать восемь бойцов, вооруженных винтовками, ручными гранатами, бутылками с зажигательной смесью, и один ручной пулемет. Строй стоял угрюмой молчаливой стеной.
После нескольких пристрелочных выстрелов гаубицы ротный посмотрел на часы: 7:15 – время начала атаки.
– Вперёд! – приказал Зверев.
Связист неожиданно для себя порывисто обнял ближайшего к нему бойца, хлопнул по плечу другого, взмахнул рукой, как черту подвел, пронзительно, по-петушиному крикнул:
– Ребята, была ни была! За мной!
И первым выскочил из окопа.
Они были смертниками, но других вариантов у Зверева не было. Они полягут, но проявятся замаскированные огневые точки укрепрайона. Жестокая арифметика войны – заплатить малой кровью, чтобы избежать большей. Этой арифметикой руководствовались начальники, когда его штрафников бросили, заведомо зная, на минное поле. И так своими смертями на этом поле расчистили проход для других наступающих. И это была правда войны: если б начали разминирование участка, враг тут же сосредоточил там артиллерию и другие силы. И трудно сказать, какие потери были бы большими в последующем наступлении.
Стылая тишина разорвалась звуком выстрела немецкого миномета, пронзительный свист – и взрыв снаряда перед самой цепью взвода. Потом заговорил пулемет, огонек пламени выдал его в доте, следом защелкали винтовочные выстрелы.
В бинокль Зверев отчетливо видел, как залегли бойцы, как что-то кричал им связист, спрятавшийся за валуном. Он хотел их поднять в атаку, но, видно, понял, что никакие силы не заставят их сделать это. Связист призывно махнул им рукой и пополз первым по-пластунски. За ним, обратной дороги нет, поползли остальные.
– Давай, связист, перебежками, – не отрывая глаз от бинокля, произнес Зверев.
И он будто услышал, вскочил, обернувшись, крикнул что-то ребятам, пробежал вверх по склону
