немного нравилась Феро.
Усевшись на край кровати, парень достал из кармана последнее полученное от Уфрана письмо:
«Погода в последние дни стоит замечательная. Солнечно и тепло. Хотя не при моей загруженности говорить о погоде. На днях я наткнулся на свиток монаха пятнадцатого века, в нем говорилось: «Мы должны забыть о звездопаде, как о страшном сне. Даже память о нем должна рассыпаться в прах.» Удивительно, правда? Я думаю, это и есть мой ключ к тому, чтобы доказать существование еще одного Созвездия! Их все же было четыре, а не три, как нас уверяют.
Расскажи, как обстоят дела у тебя, конечно, из того, о чем ты можешь написать, не затрагивая работу? Когда будешь в Звездном? Очень хотелось бы встретиться и выпить чаю».
Феро так и не ответил на это письмо, хотя несколько раз садился писать ответ. Рассказать другу было решительно нечего. Вернее, новостей было хоть отбавляй, да вот из дозволенного он ему уже все расписал.
В такие моменты Феро жалел, что согласился остаться придворным учителем истории для взбалмошной принцессы. Но против него выступала угроза разоблачения, а в устах разозленной Асшары их взаимные игры легко превратились бы в насилие. Впрочем, у опасной работы были и свои плюсы — его кормили, поили и одевали за императорский счет. Даже за крышу над головой не надо было платить. И к тому же Феро получал достойную оплату за свои немногочисленные труды в роли репетитора. Чего еще желать? Но отчего-то он временами чувствовал себя, как в клетке.
— Феро, почему ты еще здесь? — сквозь сон заговорила Асшара, не открывая глаз.
— А где я должен быть? — удивился парень.
— Феро-о, — капризно протянула единокровная принцесса, — ты должен был в двенадцать забрать мое платье.
Труа посмотрел на часы. Стрелки едва подходили к половине двенадцатого.
— Сейчас схожу, — улыбнулся он, соскакивая с кровати. Теперь у него появлялась куча свободного времени. Можно будет не торопиться и прогуляться по городу, а Асшаре сказать, что портной не успел дошить.
За выигранное на себя время Феро планировал написать и отправить письмо Уфрану. Он еще не решил, что ему напишет, но дальше оттягивать с ответом было попросту неприлично.
Первым делом Феро заскочил на почту. Купив конверт, он взял бумагу и ручку, и отошел к одному из установленных в зале высоких столиков, за которыми можно было писать стоя. «Милый Уфран, — начал он, — обидно, что никаких сведений по моей находке нет. Но все это меркнет перед тем, как долго мы не виделись.
Сегодня я случайно встретил своего старого доброго друга, с которым не виделся год, со времен моей поездки на острова Карса. Вот, пожалуй, пока единственная для тебя новость.
С надеждой на скорую встречу, твой друг Феро Труа».
Заполнив на конверте адрес, Феро отдал его сидящей за столом девушке.
— Труа? — вопросительно прочитала она на конверте.
— Да, — пожал плечами парень.
— Как хорошо, что вы сами пришли.
Девушка поднялась с кресла и поспешила в заднюю дверь. Через несколько секунд она вернулась, держа в руках маленький конверт странного лимонного цвета, и протянула его Феро. На конверте черными кривыми буквами было написано: «Труа Феро». Парень повертел в руках конверт — ни адреса, ни отправителя.
Он отошел в сторону и вскрыл письмо. Внутри оказался клочок бумаги с короткой фразой: «Через семь дней пора домой».
Феро сообразил, что это послание от одного из братьев Раши. А, значит, совсем скоро он вернется домой, в Звездный. Феро так долго ждал этого дня, но теперь у него не осталось никаких сил для радости. Да и стоило ли особенно радоваться, ведь он все равно уже согласился остаться учителем феррийской принцессы при сарбийском дворе. Бесправной пешкой в руках взбалмошной и властолюбивой Асшары.
Глава 43
Звездный, Сарбия
23 день Белого Лета, 2369 г.
Лери долго не решался вновь спуститься к деду в темницу. Он расхаживал по комнате из угла в угол, раз за разом репетируя слова, которые скажет и там, внизу, и потом наверху, перед народом. Наконец, он громко выдохнул и решительным шагом направился к двери.
В галереях императорского дворца было непривычно тихо и безлюдно. Казалось, даже стены и те застыли в ожидании. Лери сам зажег факел и спустился в темницу.
— Дедушка? — подойдя к двери камеры, окликнул он в темноту.
В ответ раздался хриплый кашель.
— Я пришел сказать… сегодня народ узнает, что ты умер, — эти слова дались принцу с трудом, хотя он долго их репетировал.
— Разве этому нас учила святая Анастасия? — раздался из глубины камеры прерывистый голос старого императора.
— Мы устроим пир в твою честь, и не будем плакать, как учила нас святая. Я, как и весь народ Сарбии, верим, что смерть лишь избавление от мирских оков.
— Тогда почему твой голос дрожит? — с усмешкой произнес Фели и снова закашлялся.
— Слабое тело держится за мирское, — Лери не сдержался, к глазам подступили слезы. Он отвернулся и смахнул их рукавом, надеясь, что дед этого не заметил.
— Но также Анастасия говорит, что власть губительна, когда становится целью для самонасыщения. Целые цивилизации пали из-за жажды власти отдельных людей, — Фели хотел сказать что-то еще, но не смог продолжить из-за нового приступа кашля.
— Я захватил власть не для себя, а ради блага народа, — огрызнулся в темноту внук.
— А что говорит Анастасия о лжи?
— Я не лгу! — отчаянно выпалил Лери.
— Что — она — говорит?! — гневно повторил Фели, делая ударение на каждом слове.
— Что ложь есть меч и щит.
— Так не приставляй меч к собственному горлу. Ты все еще мой внук, а потому я готов простить тебе твою глупость. Выпусти меня, и обещаю, я сделаю тебя императором после своей смерти.
— Я стану императором сегодня, — сухо ответил Лери и направился прочь, не слушая гневные окрики старика. Выбор был сделан, и теперь ему предстояло известить народ о смерти императора.
Поднявшись наверх, к свету, Лери вдруг обнаружил, что у него трясутся руки и губы. К тому же неприятный холодок, который он списывал на сырость тюремного подвала, так и не прошел, хотя на улице с самого утра стояла жаркая погода, и во дворце было тепло.
— Созывайте всех на главную площадь! — приказал Лери первому же попавшему на глаза слуге и поспешил в свои покои.
Пытаясь унять дрожь в теле и хотя бы немного согреться, новоиспеченный император завернулся в плед и попросил Мара принести ему
