Покинув М10, мы продолжили путь до М1 – больницы, где предстояло работать. Она располагалась чуть южнее и ближе к линии фронта. Пока мы ехали по восточному Алеппо, я поинтересовался у нашего водителя о насыпях из камней, которые попадались на всем нашем пути. Оказалось, что их оставили там специально, чтобы защитить мирных жителей от снайперов из западной половины города, бо́льшая часть которой по-прежнему контролировалась властями. Кроме того, один на другом стояли два искореженных автобуса для дополнительной защиты на площади, которую превратили в рынок. На этом рынке было полно людей, а многочисленные прилавки ломились от свежих фруктов и овощей.
МАГАЗИНЫ ТОЖЕ БЫЛИ ОТКРЫТЫ, И Я БЫЛ ПОРАЖЕН, УВИДЕВ НА УЛИЦАХ СОТНИ ЛЮДЕЙ, ПРОСТО ЗАНИМАВШИХСЯ ПОВСЕДНЕВНЫМИ ДЕЛАМИ, В ТО ВРЕМЯ КАК ВОКРУГ БУШЕВАЛА ВОЙНА.
Вместе с тем было очевидно, что мирным жителям Алеппо жилось весьма тяжело, будь то на контролируемом повстанцами востоке города или в удерживаемой правительством его западной части. Позже я узнал, что повстанцы пытались окружить западную часть города и перекрыть главную дорогу с юга. Это был основной путь для ввоза продовольствия и других запасов, поэтому правительственные войска – столь же отчаянно – пытались удержать ее открытой, хоть и без особого успеха. Жители западного Алеппо получали очень мало свежих продуктов, и единственным выходом было пробираться на восток, где запасы были в изобилии. Поначалу линия фронта была усеяна проходами, позволявшими свободно перемещаться из одной части города в другую, но постепенно их закрыли, пока не остался единственный крупный пропускной пункт – переход Карадж Аль-Хаджез. В определенный момент на поиски пищи с запада на восток уходили по десять тысяч человек в день.
Ситуация осложнялась еще и тем, что люди, которые каждый день ходили туда-обратно в магазин, на работу, в школу или просто навестить родственников, рисковали навлечь на себя гнев обеих сторон. Жители западной части города, оказавшись на стороне повстанцев, могли столкнуться с притеснениями или даже быть похищены для получения выкупа либо попасть под арест при попытке вернуться домой. Риск между тем был оправдан. В западном Алеппо буханка хлеба стоила триста сирийских фунтов, а на востоке – всего шесьдесят пять. Эти несчастные мирные жители, зажатые между повстанцами и правительственными войсками, становились мишенями для снайперов, расположившихся в мэрии и близлежащих зданиях. Каждый день снайперы убивали на переходе Карадж Аль-Хаджез десятки людей. Людям же ничего не оставалось – им нужно было что-то есть.
Мы остановились у больницы М1, примерно в ста метрах от перехода, и высадились из фургона вместе с сумками и чемоданами. У меня был большой серый чемодан, который всегда нелепо смотрелся в зоне боевых действий. Первым делом я заметил вооруженную охрану у входа, но они приветствовали нас с улыбками на лицах. Я ждал, что мне сначала покажут все внутри, а пришлось с ходу помогать с операцией. Я быстро переоделся, и меня провели в операционную. Там меня поприветствовал человек, прекрасно владевший английским языком, – казалось, он чувствовал себя как дома.
– Мы вас ждали! – радостно сказал он.
Оказалось, это и был знаменитый доктор Абдулазиз.
На операционном столе лежал человек с огнестрельным ранением. Пуля, похоже, прошла через кишечник, и он нуждался в его резекции для восстановления целостности. Это было моим настоящим боевым крещением – едва я успел осмотреться, как доктор Абдулазиз велел мне вымыть руки в маленькой раковине. Мне вручили хирургический халат из зеленой ткани, а не обычный одноразовый бумажный, которым я привык пользоваться в Великобритании. Перчатки тоже отличались – их было довольно трудно надеть, такими они были тонкими, к тому же легко рвались. Когда я был готов, доктор Абдулазиз передал мне в руки ножницы и щипцы.
– Теперь это ваш пациент, – сказал он. – Это уже моя восьмая операция за день, и мне нужно передохнуть. Но я буду ассистировать.
И тут в моей голове промелькнуло воспоминание о том ужасном испытательном полете в авиатренажере десятью годами ранее – на мне снова были не те очки. Очки, в которых я обычно оперировал, лежали в моем чемодане, вместе с маской и прочим оборудованием. Я не мог теперь снять халат с перчатками и выйти – передо мной на столе лежал человек, нуждавшийся в операции, а в операционной были еще четыре хирурга, включая Аммара и Мунира, и все они ждали, пока английский врач соединит два конца тонкого кишечника.
Я прищурился изо всех сил, пытаясь сфокусировать зрение на кишечнике, и объяснил, что собираюсь выполнить соединение под названием однорядный анастомоз. Я взял викриловую[88] нить размера 2–0, молясь, чтобы смог разглядеть, что и куда пришиваю. Это был не самый лучший анастомоз, но я справился, хотя, думаю, доктор Абдулазиз заметил, как у меня тряслись руки. Я невероятно переживал, проводя эту простейшую процедуру перед новыми коллегами.
По окончании операции Абдулазиз представил меня всем присутствующим, и нам выпала возможность поговорить о тяжелом положении Алеппо и его жителей, а также о том, какую помощь оказывает Городской медицинский совет. Он сказал, что его родители и остальная семья живут в западном Алеппо – он должен был крайне тщательно скрывать свое имя: если бы стало известно, что он работает на восточной стороне, его семья немедленно была бы убита.
Все врачи в М1 были очень молоды – большинству не было и тридцати. Там были Абу Абдулла, хирург общей практики; Абу Хозайфа, сосудистый хирург; Абу Васим, пластический хирург, и Абу Халид, хирург-ортопед. Во всех остальных травматологических больницах, в которых я работал в Алеппо, – М2, рядом со старым городом, и М10 – были только хирурги общей практики. Специалисты по мере необходимости ездили из одной больницы в другую. Таким образом, меня постоянно возил между больницами замечательный человек Або Абдо, на приборной доске которого лежал автомат Калашникова, показывающий, что с ним лучше не связываться. Тем не менее, хоть у многих врачей и были звания, указывающие на их специальность, они все были, по сути, практикантами с весьма небольшим опытом, и, чтобы заполнить пробелы в знаниях и повысить их эффективность, нужно было проделать огромную работу.
У большинства пациентов в М1 были огнестрельные ранения, полученные при переходе из одной части города в другую. На тот момент по всему восточному Алеппо были разбросаны до семидесяти отдельных снайперов. Они попросту стреляли в переходивших улицу людей, которые направлялись на работу или в магазин.
АБДУЛАЗИЗ СКАЗАЛ, ЧТО ПРАКТИЧЕСКИ КАЖДЫЙ, КТО ПОПАДАЕТ СЮДА, ПОДСТРЕЛЕН СНАЙПЕРОМ – ОТ МЛАДЕНЦЕВ ДО ПЕНСИОНЕРОВ, НИКТО НЕ ЗАСТРАХОВАН ОТ ПУЛИ.
Когда Абдулазиз ввел меня в курс дела, я поразился тому, каким жизнерадостным и полным энтузиазма он казался, несмотря на все, что ему пришлось пережить. Я сразу же проникся к нему симпатией – на самом деле мне уже было очень комфортно с новыми коллегами. Было еще светло, и, немного поболтав, мы решили прогуляться за пределы больницы. Мы обошли здание сзади, чтобы я мог увидеть последствия авиаударов.
