прабабушек. Ни у него, ни у его семьи не было врагов, способных устроить такой грандиозный взрыв.
Но кто-то справился, причем очень умело. Достал высокотехничную бомбу, установил на машину, взорвал в нужный момент… это требовало знаний и денег. У Ивана Дымова, на первый взгляд, не было ни того, ни другого. Хотя кто его разберет?
Если это все же сделал не Дымов, то непонятно, что за третья сторона вмешалась в игру. Чего она хочет? Уж явно не помочь «Сириусу»! Возможно, о разработке Артура Мардиса узнал кто-то еще и тоже не отказался бы получить карту.
— Журналисты устроили нам ад, не так ли? — напомнил о своем присутствии Ансаров.
— К черту их, — досадливо поморщился Миронов. — Ты же их знаешь, каждый раз налетают, как стервятники!
— Да… Я помню, как они кружили над моей головой, когда стал известен мой диагноз.
— Тогда ты понимаешь, что не нужно воспринимать их всерьез.
— Не получится, — покачал головой Михаил. — Когда меня сделали умирающей медиа-персоной, акции «Сириуса» рухнули. История с Федором тоже доверия к нам не добавит.
— Ну да, есть такое, — неохотно признал Миронов. — Какое-то время будет туго.
Эта не самая большая неприятность была сейчас очень нежелательна. Они потратили слишком много денег на поиски Карины Мардис, скандал с девятиэтажкой едва замяли, а теперь это… Ничего, справятся.
— Я могу помочь, — неожиданно предложил Ансаров. — Я слишком долго держался в стороне от дел компании.
— В смысле? Ты и так очень помогаешь нам своей работой!
— А хочу сделать больше. Я выступлю с заявлением перед прессой. Я давненько не радовал этих воронов!
И не без причины.
— Миша… Ты знаешь, о чем они будут спрашивать.
— О моей неминуемой кончине, — спокойно кивнул Ансаров. — В числе прочего. Пускай, это больше никого не шокирует. Напротив, я покажу им и акционерам, что этот прискорбный день еще не скоро. «Сириус» твердо стоит на ногах, нет причин сторониться нас.
А ведь это действительно могло помочь! Михаил Ансаров всегда пользовался большей любовью, чем другие владельцы компании. Он хотя бы частично мог компенсировать вред, нанесенный взрывом на шоссе.
— Только, Юра, я должен быть уверен, что ты все рассказал мне, — добавил Ансаров. — Люди верят мне, потому что я очень серьезно отношусь к своим словам. Если выяснится, что я, пусть и невольно, обманул их, мы с тобой окажемся в непростой ситуации.
— Ты знаешь все, что знаю я, — убежденно соврал Миронов. — Я не хочу, чтобы ты напрягался, но ты прав, твоя помощь бесценна. Спасибо.
— Тебе не за что меня благодарить, «Сириус» — это мое наследие. Я сделаю все, чтобы компания осталась на плаву. Теперь предупреди Ингу, а то она в последнее время стала чересчур заботливой. И лично подбери журналистов, которым мы можем доверять.
* * *
Он будто поднимался наверх через мутную воду — не озеро даже, а болото, бездонное, вязкое. Каждое движение давалось ему с трудом, и казалось, что поверхности вообще не существует. Только бесконечный пласт воды и грязи, пожирающий свет и воздух, и отсюда уже не выбраться.
Но его личная бесконечность все же закончилась. Артур сумел разомкнуть отекшие веки, и из одного круга ада перешел в другой. Он уже видел, что находится в больнице — судя по количеству оборудования, в реанимации. Ему пока не удавалось рассмотреть, что произошло с его телом, однако инстинкты подсказывали, что все плохо. Очень плохо. Может, лучше было бы и не просыпаться…
Он не хотел так думать, а иначе не получалось. Его тело пока было свободно от боли, и вряд ли это было подарком судьбы. Скорее, его кровь переполняли сильнодействующие препараты, милостиво спасавшие его от самого себя. Он едва чувствовал свое тело — а кое-что не чувствовал вообще.
И вот эта пустота, на месте которой раньше были покорные мышцы, пугала больше всего. Набравшись смелости, Артур попытался пошевелить ногами, и — ничего не произошло. Не только на уровне ощущений, он видел, что простыня, которой он накрыт, не шелохнулась.
Ноги не отзывались. Как будто их и не было.
Хотелось верить, что только «как будто».
Где-то неподалеку щелкнул замок, открылась дверь, зазвучали шаги. Артур тут же закрыл глаза. Он уже вспомнил, что с ним произошло, как он попал сюда. Он не был уверен, что готов сейчас говорить с людьми.
Тем более что голоса, которые он услышал, были ему незнакомы. Врачи, кого же еще пустят в реанимацию!
— Странно, я думал, что он уже проснулся… Должен бы.
— Да с ним вообще не ясно ничего, и еще сутки будет неясно. Я понятия не имею, что говорить семье.
При упоминании семьи Артур почувствовал укол вины. Ему еще предстояло до конца осознать, как сильно он подвел их.
— Знаешь, я б на его месте выбрал смерть… Ну что от него осталось-то? Ног больше нет, я не уверен, что в его состоянии можно будет протезы подобрать… А ведь молодой совсем!
Артур ожидал шока — которого не было. Новость о том, что у него больше нет ног, он принял с необъяснимым для себя смирением. Он ведь знал, в глубине души, с того момента, как проснулся.
— Бог с ними, с ногами — там травма головного мозга непредсказуемая. Я, конечно, родным его об этом не скажу, но в пору ставки принимать. Проснется? Не проснется? Станет овощем? Не изменится? Я тебе честно скажу, у людей с такой травмой все четыре исхода видал.
— Вроде, выглядит неплохо…
— А ты по нему и не угадаешь, на что там травма повлияла. Нужно дождаться, пока он проснется, и заговорить с ним, это единственный способ. Ладно, пошли, он хотя бы стабилен. Жить, думаю, будет. А вот как — вопрос!
Они оставили его в одиночестве, и когда их шаги отдалились, Артур позволил себе открыть глаза. Это ничего не меняло для него, больничный потолок был не самым привлекательным зрелищем. И все же приглушенный свет помогал прийти в себя, привести мысли в порядок.
Онемение в его теле, вызванное лекарствами, переходило в душевную пустоту. Он ведь так хотел, чтобы все закончилось! А сделал только хуже, и себе, и родным. Он не мертв, но уже и не жив. Он чувствовал, что врачи правы, его тело стало руинами, не подходящими ни для чего. Зачем он только ударил по тормозам, зачем свернул? Нужно было ехать до конца — и тогда темнота поглотила бы его окончательно.
Но что сделано, то сделано. К числу ошибок, за которые ему предстояло заплатить, добавилась еще одна.
