2018 года - как раз в то время, когда закрывалась компания Cambridge Analytica, - я прилетел в Вашингтон, чтобы принять участие в конференции в штаб-квартире Международного валютного фонда. На конференции председательствовала Кристин Лагард, президент МВФ, которая демонстрировала свой знаменитый шикарный стиль: кремово-бежевый пиджак с зигзагами и соответствующие брюки. Но аудитория была отнюдь не гламурной: десятки экономистов и статистиков из правительственных учреждений, многосторонних организаций и компаний; мероприятие проходило под названием "Шестой статистический форум МВФ: Измерение экономического благосостояния в цифровую эпоху: что и как?
По любопытному стечению обстоятельств группа располагалась через дорогу от главной американской штаб-квартиры Cambridge Analytica. Когда компания по обработке данных только появилась в Америке, она располагалась на складе в дешевом, но модном пригороде Вашингтона. Но после своего кажущегося триумфа в предвыборной кампании 2016 года компания привлекла столько бизнеса, что переехала в престижное место в центре Вашингтона, неподалеку от Белого дома. "Из окна был виден МВФ", - рассказывал мне позже Уитленд, описывая последний, грандиозный офис компании в Вашингтоне.
Никто из экономистов и статистиков на форуме МВФ не знал о таком повороте географии, да и не интересовался, если бы знал. К осени 2018 года скандал с Cambridge Analytica был определен в СМИ и общественных дебатах как история о технологиях и политике, а не об экономике. Но когда я проходил через вестибюль здания МВФ, где проходил "Шестой статистический форум", мне пришло в голову, что столкновение мест вполне уместно. Причина созыва этого мероприятия заключалась в том, что экономисты МВФ были обеспокоены тем, как они измеряют экономику. С момента основания МВФ после Второй мировой войны его сотрудники использовали статистические инструменты, разработанные в начале ХХ века, такие как расчет валового внутреннего продукта. Эти инструменты измеряли такие вещи, как объем затрат компаний на новое оборудование, запасы сырья, количество занятых, покупки потребителей. В индустриальную эпоху это работало достаточно хорошо. Но это не позволяло с легкостью отразить то, что делала Cambridge Analytica, поскольку ВВП не мог отразить стоимость идей, аморфных данных или обменов, которые происходят без денег - "бесплатно".
Имело ли это значение? Некоторые экономисты считали, что нет. В конце концов, отмечали они, данные о ВВП всегда исключали некоторые части экономики, такие как работа в домашнем хозяйстве, но все равно были очень полезны. Однако некоторых сотрудников МВФ беспокоили не только размеры и быстрый рост технологического мира, но и отдельная проблема: сигналы в некоторых официальных экономических статистических данных казались все более странными. В качестве примера можно привести производительность труда. После Великого финансового кризиса 2008 года в Кремниевой долине стали появляться инновации, которые, казалось бы, должны были повысить производительность труда потребителей и компаний. Однако данные по ВВП свидетельствуют о том, что производительность труда в Америке и Европе упала. Так, экономист Принстонского университета Алан Блиндер считает, что в период с 1995 по 2010 год ежегодный рост производительности труда в США составлял около 2,6% (а до этого был еще выше). После 2010 года этот показатель снизился до четверти, а то и меньше. Одним из возможных объяснений этого является эффект временной задержки (компании внедряли новые цифровые инструменты настолько неравномерно и медленно, что они еще не появлялись в данных). Но еще одним объяснением является слово, которое засело у меня в голове, когда я впервые обедал в бенто с представителями Cambridge Analytica: "бесплатно". Экономические метрики ХХ века, измерявшие активность в денежном выражении, не имели очевидного способа отслеживать активность без денег.
Можно ли это исправить? Экономисты пытались, строя предположения о предполагаемой стоимости цифровых технологий. Весной 2018 года технологическая платформа Recode опросила пользователей Facebook, и результаты показали, что 41% потребителей готовы платить от 1 до 5 долл. в месяц за пользование Facebook, а четверть - от 6 до 10 долл. в месяц (по сравнению с 9 долл. в месяц, которые, по оценкам, Facebook собирает с каждого пользователя, используя данные для продажи рекламных услуг). По мнению других экономистов, стоимость Facebook для потребителей приближается к 48 долл. в месяц, или более 500 долл. в год, тогда как эквивалентные годовые суммы для YouTube и поисковых систем, таких как Google, составляют 1 173 долл. и 17 530 долл. соответственно. В докладе экономистов Федеральной резервной системы США утверждается, что технологические "инновации увеличили потребительский излишек почти на 1800 долларов (в долларах 2017 года) на одного подключенного пользователя в год за весь период исследования (с 1987 по 2017 год) и способствовали росту реального ВВП США более чем на ½ процентного пункта за последние десять лет". Они пришли к выводу, что «в целом наш более полный учет инноваций, по консервативным оценкам, позволил сдержать замедление роста ВВП после 2007 года почти на .3 процентных пункта в год». Отдельно некоторые экономисты пытались рассмотреть эти вопросы, подсчитывая доходы от рекламы, которые технологические компании получали от сервисов, основанных на пользовательских данных; именно в этот момент неденежные данные начинали приобретать денежную ценность. Но это были лишь предположения. Поэтому по-настоящему важный вопрос, торжественно заявила Лагард собравшимся в зале МВФ в своей очаровательно размеренной речи, заключается в следующем: Как можно визуализировать и отслеживать "экономику" в цифровом мире?
"Я предложил поговорить о бартере. Меня пригласили выступить на трибуне МВФ, чтобы предложить "сторонний" (нестатистический) взгляд. Некоторые экономисты выглядели озадаченными, поскольку были воспитаны на предположении Адама Смита, что "бартер" - безнадежно старомодная концепция. Я попытался возразить. "Бартер - это основа современной технологической экономики, хотя большинство из нас никогда не замечают его и не задумываются о нем. Он лежит в основе экосистемы смартфонов и многих наших транзакций в киберпространстве". Непризнание этого факта означает, что официальная статистика производительности труда, скорее всего, недоучитывает, сколько активности на самом деле происходит в экономике, предположил я. Это также могло бы пролить свет на то, почему некоторые технологические компании привлекали очень высокие оценки, хотя на их балансе было мало активов: бартерные сделки были одной из нематериальных статей, которые было так трудно измерить с помощью инструментов корпоративных финансов двадцатого века (несмотря на то что нематериальные активы сегодня составляют четыре пятых стоимости сектора S&P 500).
Это имело и серьезные антимонопольные последствия. Еще в 1978 году Роберт Борк, бывший генеральный прокурор США, заявил, что лучший способ определить, злоупотребляет ли компания монопольным положением, - это посмотреть, что происходит с потребительскими ценами: если цены растут, это свидетельствует об отсутствии конкуренции; если нет, то проблемы монополии не существует. Этот так называемый принцип Борка с тех пор
