богам. Но я рискну.
– Вот это подвиг! – размечтался Кир, предвкушая сражение, равного которому ещё не было.
– Есть ещё причина, – замялся Лошадян. – Волосы начали выпадать, в ширину раздался, девушки не так живо реагируют на моё появление в кабаках, хотя появляюсь я там чаще и чаще… Колдун один поведал, будто во всём тоже Примус виноват. Вот мечтаю уничтожить Примуса, вернуть былую славу. Победа или смерть!
– Мы единодушно за первый вариант, – робко вставил Кир, и на том беседа кончилась. Лошадяна снова сон сморил то ли от жары, то ли от собеседников.
***
Взоры путников, уставшие от песчаных равнин, наконец получили долгожданный отдых в виде каменной стены портового города.
– Я так понял, это морской порт. Сюда прибывают гости с разных уголков земли. Поэтому ты решил начать поиски здесь? – предположил Кир.
– О да… Хаа-Хэн – запретный плод, – смакуя фразу, поделился впечатлениями Лошадян. – Часто бывал тут на знатных пирушках, вкушал недоступных заморских удовольствий и отдыхал от ратных подвигов.
– Я чувствую сильную магическую ауру, почти как в Академии, – тревожно отметил Казион.
– Потому и сдаётся мне: если где служат Примусу, то только здесь. Найдём сектантов, уничтожим алтари, и явится божок! – Воинственно потряс кулаком в воздухе Лошадян.
– Напоминаю о пустоте в кошельке. Нет денег, чтобы поесть и остаться на ночь, не говоря уже об удовольствиях и святотатствах у алтарей. – Мамс спустил всех обратно на землю. – Нас даже за ворота не пустят.
Лошадян усмехнулся и жестом приказал молча следовать за ним и наблюдать. Сейчас этот жест вышел из употребления, но раньше он точно существовал.
Стражи у ворот не спали. Они, конечно, были утомлены солнцем, а ещё больше нудной работой и борьбой организма с выпитым вчера (чтобы первому лёгкая победа не досталась, с утра подтянули пару резервных войск), но дело своё выполняли, засучив рукава. Если так говорят про людей в туниках…
– Стоять. Имя и номер! – крикнул Лошадяну самый молодой из стражей. – В смысле, назовите цель приезда в Хаа-Хэн и заплатите пошлину.
– Ты что, вояка, я свой. Помнят стены… – Лошадян легонько ударил по камешку, изображавшему в узоре кирпичной кладки длинный нос императора. Коррекция узора прошла успешно: нос отвалился и затерялся в песке.
– Чего творишь, вандал! – На шум прибежал второй стражник.
– Во-о-от имя моё знают, – Лошадян радостно обратился к злоборцам, смирно стоявшим поодаль, словно народная дружина. – В Хаа-Хэне каждый юнец мечтает быть похожим на меня. Так ведь, друг?
Лошадян хлопнул по плечу первого стражника.
– Дед, руки убери! Хуже будет, – вовсе не мечтательным тоном отозвался юнец.
На Лошадяна сии слова подействовали удручающе.
– Ладно, сами напросились, – с обидой в голосе произнёс он и съёжился. А потом началось… Лошадян крутанулся в бешеном порыве, сделал финт с полуоборотом, ворвался в строй и, подобно гарцующему пони, отбивался от пируэтов. Выпад, ещё один, вихрем пронёсся он под градом ударов, и обманным движением перехватил лобовую атаку, парировав её. Сталь пела, в диком ритме ударяясь о другую сталь. Но вот снова финт и остриё глефы оказалось в точности на противоположном конце её второго острия.
Ничего не поняв из описания боевой сцены, стражники попросту навалились на Лошадяна, скрутили ему руки и ноги.
– Так, вы трое! – обратился стражник к вмиг осиротевшей дружине. – Платить будете? Или с ним, за компанию?
Как по волшебству в руке Мамса появились несколько блестящих монет.
– Вот… За четверых. – Под удивлённые взгляды друзей их экономный счетовод расплатился за вход. – А выкупить друга – это сколько встанет?
– Я, кажется, нашёл ещё отличие, – шепнул Кир Казиону. – Почему-то платим только мы, и редко кто платит нам.
***
– Жил отважный Лошадян, он объездил много стран… – напевал герой, а потом горестно вздохнул: – Эх, Хаа-Хэн, город соблазнов и наслаждений. Сколько было вина и женщин, сколько пива и мужчин…
Они застряли в пробке на базаре и двигались от лотка к лотку со скоростью улитки. Никто не хотел оказаться в столь людном месте, но дорога сама как-то вывела сюда, а обратно – ни в какую.
– Надо разделиться. Я соберу сведения о культе Примуса у знакомых, должников и прочего люда. Вы тоже попытайтесь разузнать хоть что-то. На ночь останавливайтесь в любом трактире. Называйте моё имя, и двери вам всегда открыты. А теперь бывайте – свидимся в решающем поединке с силами Тьмы.
Простившись со спутниками, Лошадян пошёл в лобовую атаку на непроходимую чащу людей и, смяв передние ряды, дальше начал пользоваться волшебными словами «А я тут с утра занимал».
– По-моему, он нас кинул, – констатировал Казион.
– Завёл на край света сражаться с богом и смылся! – До Мамса тоже дошла суть.
– Я ему сразу не поверил, – поддакивал друзьям Кир.
– Здесь не про Лошадяна говорят? – вмешался в разговор некто коренастый. Им оказался гном с бородищей до пояса и за пояс заткнутой. Он выглядывал из дверного проёма, вывеска над которым гласила «Лучшее оружие Хаа-Хэна». – С ним не связывайтесь лучше.
– Где ж ты раньше был, почтенный? – буркнул Кир, размышлявший, есть ли смысл продолжать борьбу с неведомым Примусом.
– Раньше я в Горелых горах жил, – уверенно отвечал гном. – В царстве Глорифил. Потом, как женщин туда привели, проблемы начались: население выросло втрое, да и не полюбились бабам пещеры. И вот теперь здесь живу. Лавка у меня.
– А что тебе Лошадян сделал? – Мамс принял нить разговора в свой рот. Он знал, как общаться с разными типами личностей.
– Давным-давно он всем много чего хорошего сделал. Только прошло его лучшее время. Минута славы, по-моему, должна быть у каждого, но не каждый может смириться с её мимолётностью.
– Эк, глубоко копнул, уважаемый, – со вздохом ляпнул Кир.
– Вы, видно, не поняли? – завёлся серьёзный гном. – Я кузнец и оружием занимаюсь. Копаю редко. Можно сказать, вообще не копаю. Только в прошлом году орк один приходил, топор моего производства принёс. Закопай, говорит. Вот и пришлось…
Но злоборцы не слушали. Словно по команде, рыночная толпа начала продвигаться вперёд и волной унесла с собой Кира, Мамса и Казиона подальше от гномьей лавки. Их выбросило в центр круга, состоящего из зрителей, смотревших представление уличного актёра. До этого актёр старался с помощью мимики и разного тембра голоса в одиночку изображать всех героев пьесы, чем довёл до зевоты скучавшую в пробке публику. Но она заметно оживилась, увидев тройку отважных добровольцев, так ненавязчиво влетевших в действие.
– Офелия, в своих молитвах, нимфа, всё, чем я грешен, помяни… – Актёр обернулся и тоже заметил пополнение труппы, что несколько его покоробило. На помощь явилась
