– А какому ещё вопросу?
– Повторяю для тех, до кого всё доходит как до жирафа: у тебя есть что-нибудь поесть?
– Найдётся, – вздохнул Морис.
– Надеюсь, не три корочки хлеба, как для Буратино? – хмыкнул Наполеонов.
– Пока ты едешь, я запеку куриные окорочка в фольге с картошкой и луком. Будешь?
– Буду. А на первое?
– Щи есть.
– С мясом?
– Да, с курицей.
– Чего-то у тебя всё с курицей да с курицей. Вы что там, у себя в коттедже, птичий двор устроили? – спросил он подозрительно.
– Почему птичий двор?
– Отчего же тогда так пахнет?!
– Чем пахнет? – изумился Морис.
– Птичьим помётом! – расхохотался следователь.
– Это ты по телефону почуял? – сердито спросил Миндаугас.
– Ладно, не злись, я тоже не с пустыми руками приеду.
Морис хотел ещё что-то сказать, но Шура поспешно отключил телефон и, выйдя из кабинета, закрыл его на ключ.
Ему повезло: время было позднее и пробок на выезде из города не было, а по гладкой дороге до коттеджного посёлка он, казалось, не доехал, а долетел.
Морис ждал его на улице. Под навесом на крыльце сидел большой пушистый чёрный кот и смотрел на прибывшего Шуру огромными жёлтыми глазами, в которых затаилась грусть.
– Чего, котяра, нос повесил? – любезно приветствовал его Шура.
Кот презрительно фыркнул и скрылся в доме.
В саду пахло сырыми хризантемами, моросил дождь мелкий, как из сита.
– Странно, – пробормотал Шура, – в городе дождя нет.
– Это сад грустит в ожидании Мирославы, – на полном серьёзе заявил Морис.
Шура вспомнил печальные глаза кота, перевёл взгляд на Мориса и сказал:
– С вами тут недолго и чокнуться.
– Идём в дом, – пригласил Морис.
По пути он срезал ветку жёлтых хризантем и поставил её на кухне в вазу на обеденный стол.
Жёлтые хризантемы любила Мирослава, она вообще любила жёлтые цветы. И Шура подумал, что даже в отсутствие хозяйки в доме делается всё именно так, как она любит.
– Она хоть звонила? – спросил Шура, запуская ложку в борщ и откусывая от куска ржаного хлеба.
– Звонила, – откликнулся Морис.
– Ты чего такой? – спросил Наполеонов.
– Какой?
– Как в воду опущенный.
– Да нет, всё нормально.
– Молодец! – похвалил его Наполеонов, но Морис не понял за что и спросил: – В смысле?
– В том смысле, что перестал выяснять смысл русских фраз и сам употребляешь их уже чисто по-русски.
– В смысле? – повторил Морис.
– Ну, что ты заладил, как попугай, в смысле да в смысле?!
– Просто я тебя не понял!
– Ты сказал: «Да нет, всё нормально».
– И что?
– А раньше сочетание «да нет» вгоняло тебя в ступор.
– Теперь понял, но, как говорит русская пословица, с кем поведёшься, от того и наберёшься.
– Молодец, – снова похвалил его Наполеонов, – уважаю! А то Славка как начнёт пичкать меня восточной мудростью, так мне дурно становится, как девице восемнадцатого века, зажатой в корсет по самое не хочу.
На этот раз Морис из разглагольствований Наполеонова понял меньше половины, но разъяснений не попросил.
Зато Наполеонов поторопил его:
– Посмотри там, в духовке, как мои окорочка себя чувствуют.
Морис рассмеялся и сказал:
– Твои окорочка при тебе.
– Тоже мне юморист нашёлся! – фыркнул Наполеонов и не упустил случая воткнуть шпильку: – Профукали «Юморину-то»?!
– Юморина проходила не в Литве, а в Латвии, – напомнил ему Морис.
– А по мне, вы все одним миром помазаны.
– Шура! Не хами!
Наполеонов сам уже понял, что перегнул палку, поэтому решил подлизаться:
– Морис, если ты расстраиваешься из-за того, что Мирослава задерживается, то ведь и ей иногда отдохнуть надо.
– От меня? – почти беззвучно спросил Морис.
– Что за глупости! – воскликнул Шура. – При чём тут ты? Вообще отдохнуть! От работы, например. Я уверен, что она скоро приедет!
– Я знаю. Она купила путёвку на неделю.
– Тогда чего ты киснешь?
– Я не кисну, – Морис посмотрел на кота, – просто мы с Доном скучаем.
– Я тоже скучаю, – заявил Наполеонов, – но это никак не сказывается на моём аппетите, так что доставай из духовки окорочка.
Расправившись со своей порцией, Наполеонов посмотрел на тарелку Мориса и быстро понял, что ему добавка не светит, так как Морис всё мясо отдал Дону, а себе оставил лук и картошку.
Вздохнув, он встал из-за стола, притащил свою сумку, порылся в ней и вытащил аккуратно упакованный свёрток, который передал Морису:
– Вот!
– Что это? – удивился Миндаугас.
– Разверни и увидишь.
Морис покорно развернул свёрток и достал из него целых шесть лимонных кексов. Их внешний вид и аромат, исходивший от них, пришёлся Миндаугасу по вкусу, но на всякий случай он спросил Наполеонова:
– Где взял?
– Милостыню подали! – фыркнул Шура.
– Кто? – невозмутимо продолжал допытываться Морис.
– Кто-кто?! Конь в пальто! Купил в кафе «Студенческий полдень»!
– Встречался там со свидетелями? – догадался Морис.
– А ты сообразительный!
Морис пожал плечами и стал разливать по чашкам свежий чай.
– Как мы с тобой хорошо сидим, – довольно крякнул Наполеонов. И, помолчав с минуту, добавил: – Но Славки нам для полного счастья, конечно, не хватает.
– У неё что-то есть на уме, – проговорил Морис.
– Что именно?
– Это мне неведомо.
– Так, значит, нам ничего не остаётся, как ждать её приезда.
И тут неожиданно для обоих тяжёлый вздох испустил кот. От неожиданности парни сначала оцепенели, потом переглянулись и рассмеялись.
Оскорблённый в лучших чувствах, Дон спрыгнул с кресла и гордо, подняв хвост вверх, покинул кухню и ушёл спать на террасу.
Мирослава приехала через два дня. И почти сразу по приезде позвонила другу детства и пригласила его на ужин.
– Явилась – не запылилась, – проворчал Наполеонов вместо приветствия в своей обычной манере.
– Так тебя ждать вечером или нет? – усмехнулась в трубку Мирослава.
