адская толкотня, в которой я лечу в сторону Кати, пригибаясь к полу. Накидываюсь на бритого пацана и валюсь с ним на пол в борьбе, отбираю пистолет, бью по шее, вырубая полностью.
До Кати я так и не успеваю добежать, её горло зажимает предплечьем здоровый мужик и пятится назад в комнату, приставив к её виску пистолет.
Мигает аварийная лампа отвратительно сиренево-голубым светом, но глаза привыкают к темноте мгновенно, я неплохо различаю фигуры.
Катя трепыхается, ноги не касаются пола, она синеет от удушения. Как бы девчонка ни была подготовлена, что бы она ни умела, она всё-таки слабая женщина. И я несусь вперёд на этого мужика. Главное, успеть ухватиться за руку, которая сжимает пистолет.
Успеваю. Пистолет выстреливает, но уже в потолок.
Катя, воспользовавшись тем, что захват ослаб, резко разворачивается и бьет бандита, но, к сожалению, и меня вместе с ним.
Я сначала ощущаю боль, но думать об этом некогда, потому что мужику Катин удар не особо мешает, по крайней мере, он не падает, а хватает ее за волосы и отшвыривает от себя в сторону, чтоб не мешала драться со мной.
Стол, на котором стоят пробирки, качается , вся подпольная лаборатория летит к чёртовой матери, и мы втроём в этих осколках.
Я вытаскиваю Катю из битого стекла, толкаю к выходу из комнаты, прикрывая собой, и опять бросаюсь к мужику, уже поднимающему пистолет.
Выбиваю, и он валится на меня, давя массой и пытаясь задушить.
И в этом кошмаре раздается мощный удар в районе прихожей, слышится и угрожающий вопль:
— Всем лечь на пол! Руки за головы! Работает СОБР!
Одновременно загорается свет.
СОБР работает быстро, но начинается перестрелка и драка, потому что никто не лёг на пол и не собирается сдаваться живьём. Бьются стёкла в соседней комнате, там явно пытаются выскочить на улицу. Верещит на всю квартиру забытая в неразберихе напарница Кати.
Я тоже теряю понимание, что к чему, все силы направлены на сдерживание каменных ручищ мужика, вообще не обратившего внимания на наличие полиции в квартире и продолжающего пытаться меня удушить. Опять стреляют, кажется, рядом.
А потом всё заканчивается.
Бандита от меня оттаскивают.
Задыхаясь, я в панике ищу глазами Катю. Она же на линии огня как раз! Сам толкнул туда, сам! Ужас, липкий, жуткий, куда хуже, чем тот, что был вот только что, когда меня душили, давит на грудь, и выдохнуть, когда вижу Катю, удается не сразу.
Она, целая и невредимая, стоит рядом с высоким мужчиной в погонах, явно не из группы захвата, больше на какое-то руководство похож. Мужик ей что-то тихо втирает, она слушает, периодически поворачиваясь, чтоб посмотреть на меня.
И во взгляде у нее с трудом сдерживаемый ужас. Из больших карих глаз льются молчаливые слёзы. И они становятся обильнее, когда я сажусь и пытаюсь дышать.
Переживает, что ли?
Нашла, за кого переживать…
Нашла.
Моргаю, а в следующее мгновение, вижу ее лицо, залитое слезами, перед собой.
— Ты мне жизнь спас, Никита, — её голос срывается.
Я тянусь к ней пальцами, хочу погладить по щеке и сказать, чтоб не смела расстраиваться, что у нее ребенок, но не получается почему-то.
Перед глазами все расплывается, а пальцы красные…
Растерянно опускаю взгляд ниже, и вижу, что вся куртка у меня в крови. А боли нет. Так странно…
Глава 37
Глава 37
Пытаюсь понять, что испытываю.
И не понимаю нихрена.
Наверно, потому что ничего не испытываю. Совсем. Полная опустошенность.
После того, как мне сделали операцию и извлекли шальную пулю, которую умудрился поймать неизвестно как, хотя я уверен, что это просто удача повернулась задом, решив, что и без того много авансов раздала за тот тупой день, проходит пара дней.
Я валяюсь в терапии, прогнозы вполне радужные. На мне, как на собаке, все заживает быстро.
Наверно, надо радоваться?
Наверно.
Но мне похрену.
Задумчиво стаскиваю с тумбочки полезный бутер, которые постоянно притаскивает Марта, жую.
В больнице хорошо кормят, аппетит в последнее время зверский, это, говорят, хороший признак. Кроме местных деликатесов мне ещё из дома носят все, чего душа пожелает.
Мой куратор, Максим Викторович, звонил недавно, сказал, что с дипломом всё в порядке, осталось только приехать на защиту.
Марта утром снова прибегала, принесла мне журнал, попросила выбрать костюм. Я из старого, который на школьный выпускной надевал, похоже, уже вырос. Не до костюмов мне было всё это время.
Марта принесла вареники с творогом домашнего приготовления. Объедение просто, особенно со сливочным маслом.
И бутеры из цельнозернового хлеба, с индейкой и авокадо. Тоже ничего так на вкус.
Я тыкнул в первый попавшийся костюм, она обрадовалась, как девчонка, обещала что закажет.
Пофиг.
Смотрю в окно, там синь уже такая, очень весенняя, жую бутер. И думаю, почему мне все похер.
Вроде как, ситуация-то опасная была. И неоднозначная.
Сейчас я, по-хорошему, по-правильному, должен бы на стену лезть, а я… Лежу. Костюм на защиту диплома выбираю. Бутеры жру…
Словно…
Словно механизм в режиме ожидания!
Вот! Точно!
Эта мысль неожиданно кажется настолько интересной, что откладываю еду, смотрю в окно, не видя уже ни сини неба, ни голых веток тополя, бьющих в стекло под напором весеннего солнца.
Ведь меня же нехило должно было встряхнуть!
Я забрался к наркодилерам, пережил перестрелку, боевик в реале!
Словно в фильме побывал.
И ничего! Вообще ничего! Железобетонная психика, как у шпиона.
А ведь я не хотел идти в полицию или по военной стезе. Но у Кирсановых, похоже, судьба вылетать в такие ситуации, и я спокойно это всё пережил.
Вот только… О ней боюсь думать.
Кто она? Катя-Инесса? Верней, Инесса-Катя…
Не удивлюсь, если все имена, которые я знал, ей не принадлежат.
Если она сама, в реале, другая. Не Инесса. Не Катя.
Я влюбился в созданные ею образы… Идиот, не без этого, но как дальше-то?
Думать о том, что с ней сейчас, страшно.
Причем, я уверен, что ничего серьезного, наверно, дали отдохнуть и опять куда-то услали. Или в отпуск по беременности потом отправят…
Закрываю глаза, ощущая, как все внутри сжимается. Она где-то тут, в городе. Беременная.
Думает обо мне? Или нет? Поиграла, и все?
Открываю глаза, смотрю на
