усмехаюсь себе под нос, чудом сохранив невозмутимое выражение лица. Впрочем, наверное, мне только так кажется, потому что Исаев неловко закашливается, заозиравшись по сторонам в явном стремлении свинтить куда подальше.
– Налью себе воды, – бросает он, высвобождая руку из цепкой хватки Аллочки.
– Дудуся, подожди! Стоять, сказала! – капризно морщит она носик, не забывая заинтересованно поглядывать в сторону мрачнеющего на глазах Арбатова. – Отнеси заодно мой бокал. Я передумала, не хочу мартини, хочу шампанское. Всё, свободен.
Хочу было спросить, а почём нынче рабы? Высокая, сухопарая брюнетка не шибко миловидная, зато клинически самовлюблённая, наверняка наследница как минимум пары нефтяных вышек. Однако к счастью, этот разговор вовремя прерывает жена юбиляра, которая уводит Димину мать обсудить нюансы проведения благотворительного вечера.
– Как же здорово, что у Дудусика такие интересные друзья, – обращается Аллочка к Арбатову, изобразив на лице подобие обольстительной улыбки. – Нужно почаще выбираться куда-нибудь вместе.
– Я на минутку, – произносит Мир, игнорируя попытку флирта. Меня настораживает даже не столько то, как сжимаются и разжимаются его кулаки, сколько решимость, ломающая тихий голос. Прикинув, что моему побегу здесь никто не огорчится, без лишних реверансов направляюсь в ту же сторону.
С пару сотен людей, пришедших почтить вниманием юбиляра рассредоточено среди фонтанов и цветников. Спины, лица, шикарные платья, строгие костюмы... Я взволнованно ищу среди гостей, того единственного, кто не задумываясь может превратить дядин праздник в событие года криминальной сводки новостей. Широкие улыбки, обсуждения, поздравления, сдержанные взрывы смеха – прибоем накатывают со всех сторон. Всё не те...
Спустя несколько минут заполошных поисков краем глаза выхватываю знакомый профиль. Мир подпирает плечом садовую изгородь и сверлит нечитаемым взглядом лицо Диминой родительницы. Она говорит слишком громко, чтобы не быть услышанной и каждый сделанный шаг ледяной глыбой сковывает моё сердце.
– Плевать на своё будущее, так подумай о матери! Ты хоть представляешь, каково ей будет смириться с таким выбором? Дочь алчной вертихвостки, разбившей ей жизнь...
– Мать захочет – поймёт. Вы о своём сыне заботьтесь.
– А что Дима? Он никогда не пошёл бы на такой мезальянс!
– Вот и отметьте плоды безупречного воспитания, – вкладывает он ей в руку початую бутылку. – Со своей жизнью я как-нибудь сам разберусь.
Мир разберётся: выстоит, отвоюет. Секунды в нём не сомневаюсь, но к горлу подкатывает удушливый ком. Такому мужчине нужно соответствовать. Достаточно ли голой любви, чтобы перечеркнуть наше неравенство? Я справлюсь, обязательно справлюсь. Он может, и я смогу. Нужно только для начала взять себя в руки.
Убедившись, что в ближайшей беседке нет ни души, решаю в одиночестве прикинуть свои шансы понравиться матери Арбатова. Не хочется становиться тем самым клином, который рассорит его с самым родным человеком. Пусть не сразу, но найти к ней подход обязательно нужно. К сожалению, я её почти не помню, да и видела издалека от силы пару раз.
Глава 37. Нас было трое
– Маш, я тебя обыскался, – в беседку заглядывает запыхавшийся Исаев. По его осунувшемуся лицу робкой тенью проходит улыбка. – У нас так и не вышло нормального разговора.
– Твоя мать сказала достаточно. Нам не о чём говорить, – отзываюсь холодно, на секунду прикрыв глаза. Не то чтобы мне было больно, скорее грустно. Разочаровываться в людях всегда неприятно.
– Просто выслушай, прежде чем делать поспешные выводы, – просит он, делая шаг ко мне навстречу. Становится очевидным, что за попыткой выглядеть уверенно скрывается пара выпитых бокалов. Димин взгляд то и дело расфокусирывается, а неверные движения несвойственны его обычной собранности.
Только пьяных сцен здесь не хватало.
– Выводы? – качаю головой, невольно усмехаясь. – Ты умудрился наврать, что сказал о нас родителям, пока строил отношения на стороне. Твои слова гроша ломаного не стоят – это уже не вывод, а данность.
Исаев тяжело вздыхает и подходит к скамейке. Садится достаточно близко, чтобы в аромате знакомого мне парфюма заиграли слабые нотки коньяка.
– Не у каждого есть выбор, – он порывисто берёт меня за руку, сжимая её так крепко, что при всём желании не получается вырвать кисть из холодных как льдинки пальцев. – Да, ты не моего круга! Зато безумно честная, бескорыстная, светлая... в общем, другая, каким бы заезженным ни было это слово. Я не хотел влюбляться, но заинтересовался ещё с твоего выпускного, пусть намерения мои долгое время оставались не самыми благородными. Знаешь, чем больше времени мы проводили вместе, тем больше я становился зависим от умиротворения, которое чувствовал только рядом с тобой. С каждым свиданием мне хотелось большего, не просто секса с девушкой, для которой стану первым, а отношений.
– Не слишком ли много отношений для тебя одного? – мне кажется, что я была готова к любому повороту, но сейчас его непосредственность коробит.
– Пойми, я не мог себе позволить рассказать о нас родителям. Пришлось солгать, иначе бы ты заартачилась, а я так и не успел показать до конца, каким могу быть заботливым. Ты даже не представляешь, как сильно я ждал нашей первой близости! Тогда бы ты не была так категорична. И вдруг, в момент, когда почти свершилось – на те! Явился весь такой невьебенный Мир и всё сразу рухнуло к чёрту... Я просто не мог уступить тебя другому! Всё, что я сделал, каждую подлость, я сделал ради нас, Маша.
– Не забывайся. Нас с самого начала было трое, – шепчу внезапно охрипшим голосом, увидев прислонившегося к стальному столбу беседки Арбатова. На его лице даже не ухмылка, не оскал, а судорога жуткой свирепой ненависти.
– Чушь! С Аллой у нас сухой расчёт, а с тебя бы я и дальше пылинки сдувал, – ни о чём не подозревая, продолжает Дима, хаотично утыкаясь в мою ладонь липкими губами. – Ты бы ни в чём не нуждалась: ни в деньгах, ни в ласке, ни в любви...
– Исаев, угомонись, – в одно мгновение Мир оказывается рядом, и я чувствую мёртвую хватку его пятерни на своём запястье, вырывающую мою руку из вынужденного плена. – Любил ты не Машу, а гипертрофированное отражение своих достоинств в её не видевших жизни глазах. Любовь, говоришь? Любовь заставила выставить Машу воровкой ?!
– Ты о чём? – вскакивает со скамейки Дима, начиная пятиться назад и даже не замечая, что оттесняет собой меня, практически наступая на носки недешёвых туфель.
– Об этом, – рявкает
